— Я думал, вы чураетесь электричества.
— Вовсе нет, — возразил курат. — Мы избегаем света во время церемоний. А кельи не освещаются, чтобы побуждать людей выходить из своих каморок и общаться с другими братьями и сестрами в помещениях общего пользования.
Он повернул планшетник так, чтобы Грейсон мог видеть экран. На нем пылал театр. Грейсон еле удержался от гримасы.
— Это произошло два дня назад. Подозреваю, что ты замешан в этом деле и что за тобой охотятся серпы.
Грейсон не стал ни подтверждать, ни опровергать утверждение курата.
— Если это и вправду так, — продолжал тот, — от тебя не требуется ни в чем сознаваться. Здесь ты в безопасности, потому что любой враг серпов — наш друг.
— Значит, вы оправдываете насилие?
— Мы оправдываем все, что сопротивляется неестественной смерти. Смерть от руки серпа — не естественная, и потому мы приветствуем все, что мешает их клинкам и пулям достичь цели.
Он протянул руку и коснулся одного из недоразвитых рожек на голове Грейсона. Юноша отстранился.
— Это надо удалить, — сказал курат. — Мы не разрешаем телесные модификации. И голову придется побрить, чтобы у тебя отросли волосы того цвета, который предопределила тебе вселенная.
Грейсон ничего не ответил. Сейчас, когда Пурити мертва, он не станет тосковать по Рубцу Мостигу, потому что Рубец напоминал о ней. А вот то, что ему не оставляют выбора, Грейсону решительно не нравилось.
Мендоса поднялся.
— Надеюсь увидеть тебя в библиотеке или в какой-либо другой комнате отдыха, где ты сможешь пообщаться со своими собратьями-тонистами. Знаю, что они не прочь познакомиться с тобой поближе — особенно сестра Пайпер, которая первой приветствовала тебя, когда ты пришел.
— Я только что потерял дорогого мне человека. Мне сейчас не до компаний.
— Тогда тем более! Особенно если дорогого тебе человека выпололи. Мы, тонисты, не признаем смерти от руки серпа, а это значит, что скорбеть тебе не разрешается.
Вот как?! Значит, теперь ему будут диктовать, что чувствовать и чего не чувствовать?! Ух, хорошо бы, чтобы последний еще живший в нем кусочек Рубца Мостига послал курата к чертовой бабушке! Но вместо этого Грейсон лишь сказал:
— Я не стану прикидываться, будто понимаю и принимаю ваши порядки!
— Будешь, будешь прикидываться, — сказал Мендоса. — Хочешь убежища — значит, придется найти новый смысл жизни в нашей общине и прикидываться до тех пор, пока наши порядки не станут твоими.
— А если никогда не станут?
— Тогда продолжишь прикидываться. — Курат помолчал, потом добавил: — Во всяком случае, со мной этот способ сработал.
В шестистах сотнях миль к югу от Уичито Роуэн Дамиш проводил спарринги с Тайгером Салазаром. При иных обстоятельствах ему доставило бы удовольствие состязание с другом в любимом боевом искусстве, но схватки, к которым его принуждали силой, и всё ради неизвестной цели, приводили его во всё большее и большее смятение.
Спарринги проводились два раза в день в течение двух недель, и хотя Тайгер с каждой схваткой становился лучше, Роуэн неизменно выигрывал. На то время, когда они не боролись, Роуэна запирали в его комнате.
Тайгера же гоняли еще интенсивнее, чем до появления Роуэна: больше изматывающего бега, больше силовых тренировок, бесконечное оттачивание приемов бокатора плюс упражнения с холодным оружием до тех пор, пока клинок не начинал казаться продолжением руки. В конце каждого дня, когда все тело Тайгера ныло от усталости, ему делали глубокий внутримышечный массаж, после которого перенапряженные мускулы становились мягкими и податливым. До появления здесь Роуэна сеансы массажа проводились раза два или три в неделю, но сейчас он получал их каждый день. Тайгер уставал до такой степени, что засыпал прямо на массажном столе.
— Я побью его, — обещал он серпу Рэнд. — Вот увидишь.
— Не сомневаюсь, — отвечала она. И хотя, по мнению Роуэна, другого такого бессердечного и лживого человека было поискать, Рэнд в такие мгновения казалась абсолютно искренней.
И вот во время одного из таких сеансов массажа изумрудная женщина вошла в комнату и велела массажистке выйти. Тайгер вообразил, что теперь им займется сама Рэнд. Мысль о ее руках, гладящих его тело, привела Тайгера в экстаз. Но, к его огорчению, она не притронулась к нему и пальцем.
Рэнд просто сказала:
— Время пришло.
— Время для чего?
— Надеть тебе на палец кольцо. — Почему-то это прозвучало несколько меланхолично. Тайгер, кажется, понимал, в чем дело.
— Я знаю, ты не хотела давать мне его до того, как я побью Роуэна…
— Ничего не поделаешь, — вздохнула она.
Тайгер встал и надел халат, ничуточки не стесняясь. С какой стати? В нем не было ничего, что он хотел бы скрыть от нее — ни снаружи, ни внутри.
— Ты мог бы послужить моделью для Микеланджело, — заметила она.
— Ничего не имею против того, чтобы меня высекли в мраморе, — отозвался он, завязывая пояс.
Она приблизилась к нему и одарила нежнейшим из поцелуев — таким легким, что он едва ощутил ее губы на своих губах. Наверно это прелюдия к чему-то большему, предположил Тайгер, но Рэнд отступила назад.