Внешне, училище не производит впечатления такой серьезности. Да, на неделе мы живем здесь, на территории части, где расположено собственно здание, в котором проходят занятия. Но по выходным мы совершенно спокойно уходим в город. То есть не настолько уж внешне необычная школа-интернат с военным уклоном. Самый юмор, что так думали даже курсанты.
Нет, я не дьявольски умен и вовсе не гений. Просто я прожил больше Ичики и тех парней, что учатся с ним-мной. И опыт ТОЙ жизни был несколько специфичен и я, пусть и поневоле, учился заглядывать за внешний фасад.
Вот, например, Ольга Егоровна, женщина красивая и строгая, которая вполне нормально бы смотрелась на сайте какого-нибудь портала о светской жизни. Грива антрацитовых блестящих волос, (как-то раз удалось увидеть) упрятанная в аккуратную прическу. Огромные голубые глаза, кораллы милых губ. Так, стоп! Это меня куда-то не туда уже понесло… Но видели бы вы ее ножки!
И вот этот прекрасный цветок, вместе со всеми надевает черную майку, камуфляжные штаны и идет тренировать рукопашный бой. И, какого-то желания схлестнуться с ней в спарринге по серьезному ни у кого из курсантов не возникло.
При этом Ольга Егоровна преподает психологию. Так что учитель химии, невысокий, худой мужчина со взглядом серийного маньяка и отсутствующей левой рукой или учитель рисования, худая девушка с очень неприятным колючим взглядом, при всей своей нестандартности, вполне вписываются в общую картину.
Все курсанты ИВУ не имеют проблем с обучением. Все эти парни также могут, скорее всего, совершенно спокойно пополнить какую-нибудь олимпийскую сборную, потому как здешние нормативы по физподготовке выдаются, похоже, для каких-то суперменов. А инструкторами являются скрытые садисты.
Только я в начале, как-то поблек на фоне этих ребят. Хотя до училища мне казалось, что я в спорте неплох. Но меня быстро убедили в обратном. Десятку здесь пробегают утром. ПЕРЕД зарядкой. Так, в качестве разминки…
Я Оримура Ичика. И я же Даниил Строев, русский, совсем не из этой России. Двадцати шести лет от роду, типичный затворник и неудачник. Сейчас так легко говорить об этом, но это было именно так. Но неудачником я был с большой буквы Н. Мне настолько не везло, что даже статистика бы рыдала от того, что со мной могло произойти на ровном месте. К восемнадцати годам мне можно было брать абонемент в больницу, причем в травматологии просто оставить для меня кровать. Семнадцать переломов конечностей, три сотрясения и перелом позвоночника, который едва не уложил меня в кровать насовсем. Всю норму везения мне наверное выдали собственным телом, так как несмотря на все травмы и болячки, я неизменно выкарабкивался, хотя бы на некоторое время становясь дееспособным членом общества.
Хорошо, что эта черная полоса началась не с детства, а то бы я не дожил и до пяти. Нет, все началось примерно лет с шестнадцати, хотя сейчас я могу уже и ошибаться, так как та жизнь постепенно стирается из памяти, как страшный сон, становится уже какой-то посторонней, хоть и близкой историей… Трагической, так как тот я все же попал в ситуацию, где шансов не было. И это было бы смешно, если бы не было грустно. После всех этих пертурбаций, травм, я тихо и незаметно умер во сне. И все. Апокалипсиса не произошло. Даже обидно стало, насколько банальная смерть. Кстати, судя по тому, что я до сих пор испытываю странный страх, когда в груди что-то колет, это было сердце. Вариант с «просто подавился», даже рассматривать не хочу, так как это ну совсем серо.
Что произошло дальше, я иначе как мистикой, назвать не могу. Внезапное ощущение полета, темнота и вот я лежу в воде. Она, вода, неглубокая, примерно по щиколотку. Я просто лежал, не пытаясь встать. А вокруг все так же вода, сливающаяся с каким-то глубоко белым небом.
— Что ты хочешь? — заговорил кто-то.
Голос был женским, но каким-то… Он почему-то шел со всех сторон.
— Ничего, — ответил я честно.
Раздался смех. Детский. Причем смеялась девочка. Ну так мне почему-то показалось.
— А хочешь захотеть? — спросила уже девочка.
— Для чего? — спросил я.
Безмятежность белой реальности, не давила, не призывала. Она просто дарила покой.
— Хочешь узнать? — снова вопрос.
— Наверное, — откликнулся я.
— Тогда надо жить, — сказала девочка.
— Я жил.
— Ты был, — возразила невидимая собеседница.
— Соглашусь, — кивнул я.
— Хочешь жить? — спросила она.
Странное дело, но этот диалог меня не напрягал.
— Да, — ответил я.
— Тогда стань целым, — сказала девочка. — Я буду ждать.
— Я приду, — зачем-то ответил я…
…Это я вспомнил значительно позже. Потому как вначале было так, что вот я засыпаю, на своей кровати, а потом уже в другом месте. Бетонный холодный пол, резкая боль в запястьях, едва пошевелишь руками. И страх. Страх наполнял меня, сжимая сердце холодом. Лица в масках, равнодушные стылые глаза.