Грозовая охота. Том 1. Последняя из рода Блау

Я щелкнула зубами, выплетая непослушными пальцами чары. Руки немного дрожали. Шутка ли, почти десять лет я не плела светлых чар, просто не могла. Да и правильнее было бы сказать «темный Мастер-целитель Блау», но кто же в условиях полевых госпиталей будет собирать комиссию, чтобы присвоить Мастерство, да и к тому моменту, как я достигла девятого круга, было уже некого собирать. Почти никого из Наставников Академии не осталось в живых. Выжили только предатели. Точно! Комиссию из предателей!

Чары проверки вспыхнули ровным ласковым золотым светом. Сбоку сверкнул серебром купол энергетической защиты. Виртас? Это он выставил щит? От меня? Периметр комнаты засиял бледно-голубыми силовыми линиями.

Великий — это невозможно!

Я лихорадочно щелкала кольцами и чаровала ещё раз. И ещё. И ещё. И ещё. Это просто невозможно! Свет послушно вспыхивал и гас, повинуясь движениям пальцев. Я — темный целитель в девятом круге, я не могу так работать со светом. Это невозможно. Абсолютно невозможно.

Чары личной диагностики. Экранирование. Второй. Второй круг света. У меня второй круг. Света.

Великий, что происходит, где мой девятый круг?

— Вайю, теперь ты убедилась? Контура нет, значит это не иллюзия. Это просто действие яда скорпиксов, — Виртас с отчетливым облегчением схлопнул защитный купол. — Ещё несколько дней у тебя могут быть легкие видения… И перестань чаровать диагностику! Сейчас лишняя нагрузка на твой энергетический контур вредна! Вайю! Я проверил — все в порядке, яд не повредил энергетике и твоему второму кругу, — Вирт тараторил и проглатывал слова. Он всегда говорил очень быстро, когда волновался.

— Я… у меня… второй… круг, — я начала смеяться. Я смеялась и плакала от смеха. Меня накрыла форменная истерика. У темного целителя Блау второй круг света. Скажи кому, засмеют. Второй, мать его, круг света. Я хохотала и просто не могла остановиться.

— Второй, второй, все в порядке с твоим вторым кругом, все в порядке. — Вирт подкрался неслышно и наложил на меня печать молчания и спокойствия. — Вот так, наша девочка, вот так, все в порядке с твоим вторым кругом, все в порядке. Нэнс, госпожа пришла в себя, можешь обрадовать сира Блау. Вайю спокойно проспит до утра, не беспокоить, скажешь, мое распоряжение, иначе завтра я не ручаюсь за результат. Так и передай, чтобы эти вертихвостки…

— Да, Мастер, конечно, Мастер… А маленькая мисси завтра будет в порядке? — Нэнс торопливо приседала, рассыпаясь в благодарностях.

— В полном, Нэнс. Теперь уже точно всё в полном порядке.

Нэнс упорхнула. Вирт подстраховался и, помимо спокойствия и молчания, ещё наложил полный стазис. Старый хрыч. Наставник. Слезы опять сами покатились из уголков глаз — солоно и щекотно, и даже не вытереть никак. Это не я… Я совсем не плачу.

Я не плачу!

Второй круг, Великий, второй круг! Мне было четырнадцать или пятнадцать, когда уровень внутренней энергии был равен второму кругу. Скорее, четырнадцать зим, потому что в пещеру скорпиксов меня отправили «любимые» кузины, которые приехали в поместье дяди летом, пока реставрировали их менор. Мои «любимые» щедрые сестрички, которые испоганили мне все первые годы в Академии.

Четырнадцать зим, Великий! Мне снова четырнадцать! Я вернулась на восемнадцать зим назад? Как это возможно?

Значит, Данд ещё не приехал от Хэсау, его не приняли в род, жив дядя, Аксель… и я не последняя из рода Блау! Живы Фрай, Нэнс, Вирт, живы Кис-Кис и Фэй. Великий, если это сон, то я прошу тебя, не дай мне проснуться.

За окном щебетали птицы, розовая полоска неба сверху светилась багрянцем — скоро закат. С заднего двора доносились короткие отрывистые команды — у охраны перекличка на постах.

Я не могла пошевелиться — только дышать, глубоко, полной грудью, — впитывая яркие запахи нашей короткой северной осени, и плакать… слезы текли по щекам бесконечными теплыми дорожками.

Юная сира Блау — вернулась.

Глава 2. Разговор с дядей

За окном щебетали птицы. Одуряюще пахло вереском и скошенным сеном с нижних полей. Я уминала свежую кашу, принесенную Нэнс с кухни. Жидкая каша на воде. Кто бы сказал, но ничего слаще и вкуснее в своей жизни я не ела. Я рыкала, торопилась, облизывала ложку, вычищая тарелку до дна. Никаких манер — плебейство, как сказал бы дядя. Я бы посмотрела, если бы его две декады морили голодом в гильдейской тюрьме.

Я дома, но совершенно не чувствовала себя в безопасности, постоянно казалось, что сейчас иллюзия дрогнет, истают стены, и я снова окажусь на вонючей соломе шестой камеры. Хотелось попросить Нэнс запасти в комнату еды и воды, и побольше, побольше, чтобы хватило на пару-тройку декад.