Грозный всадник

Метнули пушки зарядом в лошадиные морды. Конское ржанье и конский хрип.

В ту же минуту за пушками выросли враз стрелки. Ударили громом пищали. За первым рядом стрелков - второй. Снова огонь и пули.

Всё смешалось в рядах казаков.

А слева и справа, выходя из овражных засад, уже летела на Разина дворянская конница.

Развернулся Степан Тимофеевич врагу навстречу. Снова взлетела сабля. Ястребиный метнулся взгляд.

- Ру-уби! - выпалил Разин.

И в это время пуля ударила атаману в ногу, в бедро.

- Эн не возьмёшь!

Хоть и скривился Разин от боли, но саблю из рук не выпустил. Послала сабля налево, направо смерть. А третий удар не вышел. Повис над Разиным дворянский палаш.

В глазах метнулись земля и небо.

- Братцы, спасай атамана! - услышал Разин, валясь с коня. - Батьку спасай. Без батьки всему погибель.

Через час всё было закончено. Князь Юрий Барятинский под трубные звуки вступил в Симбирск.

РАЗИНКА

Верные казаки везли Разина домой, на родную донскую землю. Между Волгой и Доном заночевали они на маленьком хуторе. Бережно перенесли раненого атамана в избу.

Вскоре к Разину подошёл мальчик, подросток, протянул яблоко:

- Откушай, Степан Тимофеевич... Разинка.

- Что?!

- Разинкой называется, - объяснил мальчик.

Брови атамана от удивления приподнялись. Он глянул по сторонам и припомнил.

Было это в 1667 году, при первом походе Разина с казаками на Волгу. Вот и тогда он ночевал на этом же самом хуторе. Старик хозяин поутру возле дома высаживал яблоньки. Засмотрелся Степан Тимофеевич:

- Давай помогу.

- Доброе дело, - ответил старик.

Выкопал Разин ямку. Посадил яблоньку. Маленькую, ещё без листочков. Хиленький, тоненький стебелёк.

- Приезжай, Стёпушка, через три года. Отведать разинку, - приглашал атамана старик.

И вот прошло не три, почти целых четыре года. "Привела всё же судьба, - подумал Разин. - К хорошим делам приводит".

- А где же дедусь? - спросил он у мальчика.

- Помер. Ещё по весне. В самый садовый цвет. А как помирал, всё кликал тебя, Степан Тимофеевич. Всё про яблоньку говорил. Беречь её и нам, и тем, что после родятся, наказывал.

Утром Разин глянул на дерево. Стояло оно молодое, пышное, сильное. Пустило крепкие ветви в стороны. И висели на нём яркие, крупные, в два казацких кулака, душистые яблоки.

"Разинка!" - произнёс про себя Степан Тимофеевич. Приказал он отнести себя на могилу дедову, поклонился и тронулся дальше в путь.

Всю дорогу Разин говорил о садах.

- Красота-то какая! По всему Дону, по всей Волге, по свету всему посадим такую прелесть. Скинем бояр - за сады возьмёмся. Чтобы полыхало по весне белым огнём вокруг. Чтобы к осени ветки до корня гнулись. Да что сады - жизнь перестроим. Перепашем, перевернём сошником. Травы дурные вон. Колос - наружу. Чтобы в радость великую людям. Чтобы счастье всему народу.

ГРОЗНЫЙ ВСАДНИК

Не дожил Степан Тимофеевич до счастливого времени. Не осуществил он свои мечты.

Вскоре после возвращения на Дон Разин был схвачен богатыми казаками.

Скрутили цепями Разина, повезли на расправу в Москву. Везли осторожно, под сильной стрелецкой охраной. Вперёд выезжали дозорные. Смотрели, чиста ли дорога. Нет ли в пути засад.

Неспокойно было ещё кругом. Ещё бурлило море войны народной. Било гневом в боярский берег. На Каме, Ветлуге, Оке и Хопре ещё бродили отряды восставших. По Волге гулял атаман Шелудяк, ближайший сподвижник Разина.

Сидел в телеге, не двигаясь, Разин. Идёт дорога то вниз, то вверх, то тонет в глуши низинной, то тянется к самому небу.

Смотрит на небо Степан Тимофеевич. Бескрайним простором оно зовёт. Волей, свободой дышит.

"Нет, не будет великому делу конца, - сам с собой рассуждает Разин. Не стерпят боярских колодок люди. Может, и рано взлетел орёл. Крылом неокрепшим взмахнул до срока. Поспешили людишки к высям. Нет, не рано! Разин тряхнул головой. Блеском глаза наполнились. - Пусть не закончили мы поход. Закончат его другие".

- Браты, Стенька, гляди, задвигался, - прошёл шёпот среди стрельцов.

- Глаза-то, глаза - чёрным огнём горят. К добру ли сия примета?

"Боятся! - злорадно подумал Разин. - И стреноженный, значит, конь не лишился ещё копыта".

Казнили Разина в центре Москвы, на Лобном месте, на Красной площади.

Степан Тимофеевич стоял на плахе. Дьяк монотонно читал приговор. Но не следил за словами Разин. Смотрел он на площадь. Не туда, где толпились в первых рядах бояре. А дальше, за них, за боярские шапки, туда, где жался простой народ.

Смотрел на людей атаман. И вдруг он ясно себя увидел не здесь, не на плахе - верхом на коне, на волжской высокой круче. Даль перед ним и простор.

"На штурм! На слом!" - зазвучало в ушах у Разина.

И сразу поднялись ряды казаков. Словно волны, шли люди на приступ. Как только кончался ряд, за ним надвигался новый. Третий, четвёртый, пятый... Гудела кругом земля. Ветер стучался в лица.

"На штурм! На слом!" - неслись голоса.

И не было людям счёта.

Разин прикрыл глаза. Но не уходило, стояло, как явь, видение.

Степан Тимофеевич сжал кулаки:

- Нет, не будет великому делу конца. Не жить на Руси боярству!

Через минуту свершилась казнь.

Взлетел в руках палача топор. Взлетел. Опустился.