– Если тебе угодно считать меня лжецом, почтенный аль-Маздагани, то мне ничего другого не остается, как склонить голову в знак согласия. Но тогда ответь мне, визирь, зачем почтенная женщина прячет в своих покоях мужчину, выдавая его за евнуха?
– Ты уверен в этом?
– У меня есть глаза, визирь, – склонился в поклоне Мансур. – Зоморрод жаждет власти, а ты единственная помеха на ее пути.
– Ты забыл эмира Бури, евнух, – нахмурился аль-Маздагани. – Он ненавидит эту женщину так же страстно, как и она его.
– Старый Барак думает иначе, а он ведь находится при почтенном Бури едва ли не со дня его рождения. Эмир страстно влюблен в Зоморрод и готов отдать жизнь за одно ее ласковое слово.
Аль-Маздагани расхохотался. Все-таки Мансур иногда бывает забавен, особенно когда берется рассуждать о любви между мужчиной и женщиной. Барак того же поля ягода. Все евнухи под уклон годов становятся похожи на старых баб, своей любовью к сплетням. Визирь залпом выпил снадобье, приготовленное Мансуром, и удовлетворенно крякнул, почувствовав прилив сил. На месяц Маздагани здоровья хватит. А этого времени вполне достаточно, чтобы расплатиться по всем взятым на себя обязательствам.
Дворец, построенный эмиром Даншимендом более тридцати лет назад, состоял из целого комплекса зданий, окруженных роскошным садом, и занимал едва ли не треть цитадели. Во всяком случае, человек несведущий заблудился бы здесь без труда. Однако почтенный Маздагани недаром прожил в Дамаске более четверти века. Ни в городе, ни в цитадели для него не было потайных мест. А эмирский дворец он и вовсе знал как свои пять пальцев. Связь визиря с Зоморрод ни для кого в цитадели не являлась тайной, но это вовсе не означало, что он мог посещать ее открыто. Вдова Тугтекина свято блюла приличия, и если принимала мужчин в своей части дворца, то только в присутствии почтенных женщин, составлявших ее постоянную свиту. Впрочем, к вечеру эта стая старых ворон разлеталась по своим углам, и у Зоморрод появлялась возможность распорядится собой так, как ей заблагорассудиться. До сих пор Маздагани полагал, что она терпеливо ждет встречи с человеком, которого неоднократно в пылу страсти называла своим любимым, сегодня, благодаря Мансуру, он впервые в этом усомнился. Дворец охранялся сотнями телохранителей, среди которых без труда можно было найти красивых молодых мужчин, способных удовлетворить желания любой развратницы. Зоморрод казалась скромной и почтительной женщиной, пока был жив ее муж, но кто мог помешать ей сейчас насладиться запретным плодом? Визирь аль-Маздагани? Евнухи, не покидающие ее покои даже ночью? Конечно, мог сказать свое веское слово эмир Бури, но это слово вполне могло стать последним в его жизни. Маздагани сам выделял Зоморрод деньги, на которые она подкупала нукеров и беков. Визирю казалось, что служить они будут ему, но не исключено, что у вдовы на этот счет имеется свое мнение, а главное – своя цель, для достижения которое она способна пожертвовать любовником. Похоже, Маздагани слишком поздно сообразил, что умом и жаждой власти обладают не только мужчины, и этот просчет вполне может стоить ему жизни.
Эти переходы назывались тайными, но расточительный Даншименд отделал их с не меньшим тщанием, чем стены собственной опочивальни. А охранялись они даже с большим рвением, чем парадный вход во дворец. Впрочем, сейчас здесь стояли люди, в преданности которых визирь не сомневался. Верные нукеры прикроют его от любой опасности в этой части дворца, за единственным, правда, исключением – спальни Зоморрод.
Зоморрод лежала на роскошном ложе с закрытыми глазами. Однако Маздагани не поверил в ее невинный сон и оказался прав в своем циничном предположении. Женщина открыла глаза сразу же, как только он положил руку на ее обнаженный живот. А ее пухлые губы припали у губам визиря с такой жадность, словно она, по меньшей мере, сутки мучилась от жажды. Чтобы удовлетворить страсть этой женщины требовались немалые усилия самого Маздагани и все умение Мансура, самого искусного лекаря в Дамаске.
– У тебя новый евнух? – спросил визирь, откидываясь на спину.
– Разве? – не сразу отозвалась Зоморрод.
– Я видел его в твоих покоях.
– Ах, да, – припомнила рассеянная женщина. – Мне его подарил, бек Унар. Надеюсь, он достаточно крепок, чтобы донести меня до бассейна?
– Ты у меня спрашиваешь? – удивился Маздагани.
– Но ты же его видел и, наверное, успел оценить.
Визирь не уловил в словах эмирши лукавства и невольно усмехнулся про себя. Воображение иной раз способно сыграть с нами злую шутку. Сегодня ночью Маздагани ждал, по меньшей мере, удара в спину от коварной женщины с изумрудными глазами, но увидел только упоение страстью да услышал слова о вечной любви.