Не знавший, что такое чувство жалости, никогда не колебавшийся в случае, если приходилось бросить смутьяна или просто неудобного ему человека в застенок, сослать в Сибирь или отдать в руки палача, чтобы тот примерно наказал его кнутом, Бирон не нуждался даже в том, чтобы посоветоваться с Анной Иоанновной о том, какую меру наказания применить, потому что знал заранее: она согласится со всем, что бы он ни предложил. Было ли это следствием того, что императрица разделяла мнение любовника по всем вопросам, или того, что она была слишком ленива, чтобы противостоять ему? Приближенные Бирона единодушны в описании его внешности: застывшая маска лица, словно бы высеченного из камня, взгляд хищной птицы… Одно-единственное его слово могло сделать всю Россию счастливой или, напротив, повергнуть страну в отчаяние. Любовница была для него всего лишь «печатью», необходимой для того, чтобы какой-то документ считался подписанным и потому официально принятым. Поскольку Бирон, так же, как и императрица, был помешан на роскоши и блеске, он использовал свое просто-таки королевское положение, чтобы брать взятки по всякому поводу. Каждая, даже самая мелкая его услуга имела свою твердую цену, и каждая исправно оплачивалась. Современники Бирона отмечали, что в жадности и корыстолюбии он превосходил даже Меншикова. Но самой большой его виной перед государством считалось не это: предыдущие царствования приучили Россию ко взяточничеству и казнокрадству властей. Нет, тем, что с каждым днем все больше волновало и раздражало людей, было беспримерное «онемечивание» их Родины, предпринятое Бироном. Конечно, Анна Иоанновна всегда говорила и писала по-немецки лучше, чем по-русски, но с тех пор, как Бирон занял высшую ступеньку в иерархии, казалось, будто сменили национальность и душу все официальные представители страны. Если бы все преступления, превышения прав, кражи, акты насилия, которые были совершены этим наглым выскочкой, были совершены русским по происхождению человеком, подданные Ее Величества легче бы перенесли такое. Всего лишь то обстоятельство, что злоупотребления вдохновлены или осуществлены этим иностранцем с резким немецким акцентом, делало их вдвойне гнусными в глазах тех, кто становился жертвой этих злоупотреблений. Измученные и доведенные до исступления всем, что делал этот тиран, который не был даже одним из «своих», русские люди изобрели для режима террора, навязанного им иноземцем, специальное слово: «бироновщина». За спиной фаворита императрицы о бироновщине говорили как об эпидемии смертельной болезни, поразившей страну. Подтвердить справедливость этого определения может явная противозаконность действий, касавшихся сведения счетов с неугодными, список которых приведен ниже.
Князь Иван Долгорукий за то, что осмелился оказывать сопротивление царице и ее фавориту, был колесован, два его дяди, Сергей и Иван, обезглавлены, еще один член большой семьи Долгоруких – Василий Лукич, бывший член Верховного тайного совета, разделил их участь, а Екатерину Долгорукую, невесту Петра II, заточили в монастырь.