Грозные чары

Как раз за Годфри на крючках позади кормовой скамьи висел спасательный круг, а к нему на длинной веревке была прикреплена сигнальная ракетница – металлическая трубка около фута длиной с цилиндрическим поплавком примерно посередине. Довольно увесистая и очень удобная по форме – самое подходящее оружие, если только я смогу дотянуться и сдернуть ее с крючка, располагающегося в футе от спасательного круга, но, по счастью, в мою сторону. Прикрепленная к ракетнице веревка была свита кольцами и свободно болталась на крючке. Длиной она была футов десять-пятнадцать – вполне достаточный простор для подобного оружия. Оставалось только завладеть им. Вряд ли мне удалось бы сделать это, перегнувшись через Годфри, а даже если бы и удалось, тогда у меня точно не осталось бы ни малейшего шанса ею воспользоваться. Вот если бы только заставить его хоть ненадолго встать и отойти...

– А почему ты оставил парус? – спросила я. – Мне казалось, их убирают, когда включают мотор.

– Не обязательно. Я хочу скоро снова пойти под парусом, а за это время с ним ничего не случится.

– Понятно.

На сей раз мне с трудом удалось притвориться, будто я ничего не понимаю. На самом-то деле я все прекрасно поняла. Он собирался плыть под парусом по той же самой причине, по какой вообще воспользовался яхтой, – для бесшумности. И было совершенно очевидно, куда мы направляемся с нашим грузом – прямиком к албанскому берегу, а «за это время» меня постигнет участь Спиро. И тогда у Годфри будут обе руки свободны и он сможет нормально управлять «Алистером».

Я глубоко вдохнула соленый воздух и доверчиво склонилась головкой на плечо своему спутнику:

– Божественно, правда? Как я рада, что пробралась сюда, а ты на меня не рассердился. Погляди на эти звезды... вот чего страшно не хватает в Лондоне. Никакого ночного неба, только это отвратительное грязно-бурое зарево от пяти миллионов фонарей. А кстати, Годфри, разве ты не должен зажечь бортовые огни?

– Должен, но не стану. Пока я не встречу никаких других нарушителей закона, мы увидим любой встречный корабль, так что никакого вреда не будет.

– Нарушителей закона?

Мне показалось, что он улыбается.

– Тех, кто не зажигает огни.

– А-а. Так значит, ты собираешься фотографировать? На рассвете? – Я хихикнула. – Интересно, что на этот раз скажет Фил, когда я вернусь домой под утро?

– А где она сегодня вечером? Знает, что ты ушла?

– Она с нашими друзьями в «Корфу Палас». По приезде я нашла от нее записку, а присоединяться было уже поздновато, вот и осталась дома. Я... я что-то захандрила. Мы с тобой провели такой милый день, что я просто не могла усидеть дома.

– Бедняжка Люси. А я еще был с тобой так груб. Прости. А кто-нибудь знает, где ты?

Вопрос был задан небрежно и как бы невзначай, но для меня он сыграл роль пожарной тревоги. Я замялась – должно быть, на секунду дольше, чем следовало:

– Миранда была дома. Я сказала ей, что выйду погулять.

– К эллингу?

– Да нет. Я ведь сама этого не знала.

Он не ответил. Я могла лишь гадать, удался ли мой жалкий блеф. Прохладный нейтральный тон Годфри и холодная чувственность его ласк не давали ни малейших намеков на то, что же он чувствует или намерен предпринять на самом деле. От этого человека обычные общечеловеческие представления и догадки просто отскакивали. Но поверил он в мою невиновность или нет, я полагала, что никакие слова уже не изменят моей судьбы. Единственным оружием, которое я пока попридержала, были факты, известные мне, но неизвестные ему: что Спиро жив, что Годфри может быть обвинен в убийстве Янни, что Адони и Миранда видели свертки и что Миранда видела, как он нес их к эллингу и, наверное, догадывается, где я сейчас нахожусь. И наконец, что Годфри по возвращении, скорее всего, будет встречен Максом, Адони и (надеюсь, что так!) полицией, которая на сей раз не проявит склонности с такой легкостью принять на веру любую историю, какую он соблаговолит выдумать. Словом, убьет он меня или нет, его игра закончена.

Беда в том, что эти доводы были равно убедительны в любую сторону. Если все равно нет никакой разницы, что Годфри со мной сделает, то наилучший способ действий для него – это убить меня и скрыться (несомненно, бегство уже подготовлено), не заезжая обратно в руки поджидающих его Макса и греческой полиции.

Так что для меня единственным верным образом действия оставалось молчание. Сохранилась ведь еще слабая надежда, что если Годфри поверит, что я ничего не знаю, то прервет свою поездку и отвезет меня домой, или что я смогу его убедить, что не нуждаюсь в присмотре, и он отвлечется хотя бы ненадолго, а я успею схватить оружие, которое висит сейчас у него за правым плечом...

– Послушай, – встревоженно произнесла я, – а что такое с мотором? Слышишь?

Годфри повернул голову.

– Что такое? По-моему, все в порядке.

– Не знаю... Мне померещился какой-то странный шум, вроде постукивания.

Он с минуту вслушивался в ровное мурлыканье мотора, а потом покачал головой: