Грозное лето (Солдаты - 1)

- Стихи просил прочесть... Узнал от кого-то, что я пишу... Приказал обязательно принести ему мои стихи... Говорю -- плохие, товарищ генерал!.. А он свое: принеси, посмотрим! Неудобно получилось...

-- Почему неудобно? Покажи.

Сенька, нетерпеливо ожидавший конца их разговора, не выдержал, таинственно поманил к себе Акима и шепнул ему на ухо про Наташу. Лицо Акима сделалось краснее столового бурака.

-- Собственно... а ты не врешь?

-- "Собственно" не вру! -- передразнил оскорбленный Сенька.

-- А где она?

-- И чего это, Аким, находят в тебе девки хорошего? -- вместо ответа спросил Сенька.

-- Ну, довольно же! Скажи, где?..

Ванин кивнул в сторону маленькой хаты.

-- Может, проводить? -- предложил он.

-- Нет, уж я как-нибудь один...

Аким направился к Наташе, но, опережая его, в хату вошел командир роты. Он легко, мягкими прыжками, вбежал по старым, подгнившим ступенькам и скрылся за дверью. Аким круто повернулся и широкими шагами пошел по двору. Его остановил Сенька.

-- Что это ты, Аким, вздумал строевой подготовкой заниматься? -дурашливо спросил он. Аким не ответил. Подошел к Лачуге:

-- Что-нибудь поесть найдешь?

-- Каша вот.

Аким попробовал и отшвырнул котелок.

-- Когда ты, Миша, перестанешь пичкать нас этим кондером? -- подоспел Сенька.-- Видишь, даже Акиму не нравится. У всех повара как повара, кормят солдат на славу. А в нашей роте... черт знает что!

-- Вон со старшиной разговаривайте, а я тут ни при чем,-- просвистел сквозь выщербленные зубы Лачуга.

-- Как это ни при чем? Старшина тебе дает хорошие продукты, да ты, Миша, не умеешь ими пользоваться. Ты сам на перловке жевательную мощность потерял и теперь хочешь, чтобы и мы остались без зубов. А разведчику крепкие зубы нужны... Так ведь, Аким?

Аким не ответил.

-- Впрочем, наш Аким и с зубами -- беззубый. Немцев по головке гладит. Знала бы об этом Наташа, она бы на него и смотреть перестала. Девушки не любят слабонервных нюнь... Им настоящие парни больше нравятся, вроде вот меня. А что толку от тебя, Аким? Вот раскусит хорошенько Наташа, сразу...

Сенька не договорил. Худое лицо Ерофеенко покрылось багровыми пятнами.

-- Ты!.. Когда ты перестанешь... -- захрипел он, весь содрогаясь. -Если ни черта не понимаешь, так учись! Заладил одно и то же! Глупо все, неумно!.. -- губы Акима тряслись. -- Дальше своего носа ничего видеть не хочешь!.. Парторг, видимо, совершенно напрасно хорошие слова на тебя тратит!.. И вообще мне надоели твои остроты, Ванин! Поищи для них кого-нибудь другого!.. А я больше не хочу ни говорить с тобой, ни слушать твоих неумных шуток!..

Сенька опешил и не знал, как защищаться.

-- Ты, ты... Аким! Что взорвался-то?.. -- наконец пробормотал он, пытаясь все обратить в шутку. -- Или тебя собака бешеная...

-- Что мне с тобой говорить? -- все еще взволнованный, но уже более спокойно продолжал Аким. -- Тебе кажется -- только ты один по-настоящему воюешь, а другие -- так себе!.. Впрочем -- довольно!.. И прошу тебя об одном -- не подходи больше ко мне!..

Сенька остолбенел: этого он мог ожидать от кого угодно, но только не от Акима!.. Растерянный и жалкий, Сенька пытался оправдываться, но Аким уже не слушал его. Он вскочил из-за стола и, ссутулившись, метнулся прочь. Округлившимися глазами Ванин смотрел ему вслед, мигая светлыми, опаленными ресницами. Казалось, он готов был зареветь.

Аким выскочил в огород. С размаху сел на кучу обмолоченной соломы. Раздувая ноздри, втягивал в себя знакомый с детства горячий, душный запах полыни и сухой березки. Мальчонкой он любил зарываться в соломе, проделывать в ней норы, устраивать с товарищами кучу-малу, прыгать с высоких копен. В этих ребячьих играх всегда принимала участие и Наташа. Она больше находилась среди ребят, а не с девочками: за это подруги сердились на нее.

Запах полыни, мысли о Наташе успокоили Акима, но тут же в сердце возникла безотчетная тревога. Не оттого ли, что лейтенант зашел к Наташе? Аким задумался. Ревность?..

Аким лег на солому, стал задумчиво смотреть на небо, редкими белесыми облаками сбегающее за синеющий горизонт.

"А этот... ну чего ему от меня нужно? -- подумал Аким, вспомнив Сеньку. -- Пристал и пристал!.."

Когда офицер вошел в хату, Наташа быстро одернула на себе гимнастерку, отбросила на спину густые светлые кудри и, смущаясь, доложила:

-- Товарищ лейтенант, санинструктор Голубева! Занимаюсь перевязкой раненых!

-- Вольно! -- шутливо-громко скомандовал Марченко. -- Почему не представились раньше? -- изогнув брови, с напускной строгостью спросил он.

-- Простите, товарищ лейтенант. Но вас не было.

-- Ладно. Пустяки это, -- уже серьезно заговорил он. -- Как устроились?

-- Спасибо. Очень даже хорошо.

-- Так быстро и уже хорошо? -- удивился Марченко, не спуская с разрумянившегося лица Наташи своих цепких глаз.

-- У вас чудесные ребята. Это они мне все устроили.

-- Ребята, конечно, молодцы. А командир? -- он засмеялся одними глазами.

-- Каков командир -- таковы и его подчиненные. Так ведь говорят, товарищ лейтенант? -- нашлась она и тоже засмеялись. На ее щеках и полном подбородке горели алые ямочки.