Грозное лето (Солдаты - 1)

-- Не притворяйся, Забаров! -- голос Марченко стал резок. -- Знаю я вас. Не любите вы меня. Забыли все. А ведь гордились, черт бы вас побрал, когда имя вашего командира гремело на всю армию! -- лейтенант налил себе полный стакан и одним духом выпил его. Коричневые глаза его заблестели огнем. -- Тот же Васильев, который теперь видеть меня не хочет, не раз выносил мне благодарность за мои блестящие поиски, лично прикреплял ордена к Марченковой гимнастерке, и Марченко был его первым любимцем!.. А кто отстоял аксайский плацдарм? Кто воспитал вас -- тебя, Шахаева, Акима, Ванина, Пинчука?.. Кто больше всех ходил в опасные операции, кто захватил немецкого генерала? Разве не Марченко? Кого обнимал командующий армией там, у поселка Елхи? Разве не лейтенанта Марченко?.. Так почему же вы все забыли об этом?.. -- Марченко рывком подтянул к себе флягу, хотел было еще налить себе, но Забаров спокойно остановил его, взяв из его рук водку.

-- Мы уж слышали это от тебя, -- глухо проговорил Федор. -- Разве только ты один воспитывал разведчиков?.. Все помаленьку воспитывали друг друга. А Шахаев? Он, пожалуй, побольше нас с тобой сделал.

Забаров говорил и видел, как все более склонялась когда-то гордая голова Марченко, глаза его мутнели, губы шевелились. Казалось, он готов был либо расплакаться, либо страшно выругаться. Но, к удивлению Забарова, Марченко тяжело поднялся из-за стола, прошелся по комнате и прохрипел:

-- Хватит, Забаров...

Федор видел, как тяжело было офицеру, и стал быстро прощаться:

-- До свидания. Подумай о том, что я тебе сказал.

Забаров вывел разведчиков за село. На белом бугре чернели какие-то пятна. Оказалось, что тут успела уже окопаться стрелковая рота. Вскоре разведчики услышали знакомый голос неуемного своего дружка Фетисова.

-- Петренко, у тебя все бойцы на месте? -- спрашивал он.

-- Все до единого! -- отвечал простуженным голосом Петренко, тот самый, что в приднепровском лесу разговаривал с генералом. Поcлe Днепра Петренко, по рекомендации Фетисова, был назначен командиром стрелкового отделения.

-- А у тебя, Гаврилин? -- опять раздался голос старшины.

-- Все, окромя Фролова. В Кировограде, в уличном бою...

-- Знаю. Написал о нем родным?

-- Так точно. Написал.

Забаров, проходя мимо, подумал, что пехотинцам, наверное, очень хочется зайти в домики и погреться. Но они вот лежат на этом холодном снегу -- в ста метрах от тепла, сытной пищи, от ласкового огонька...

Забаров вновь подумал о Марченко и тяжело вздохнул.

4

Остаток ночи разведчики провели в освобожденной полком Баталина деревне Юрково. Решили переночевать в доме, который привлек их своей добротностью. Вскоре пришел Пинчук, весь заиндевелый, как дед-мороз. Он принес в термосе горячий борщ, а во флягах -- водку.

Привыкшие к восторженным встречам с населением освобожденных городов, деревень и сел, солдаты были на этот раз поражены угрюмостью хозяина дома. Он даже не предложил разведчикам сесть. Бойцы намекнули ему о ночлеге, но тот пропустил это мимо своих ушей. В довершение всего он стал разучивать со своим сыном -- мальчиком лет десяти -- "Новый завет", псалтырь.

-- "От Матфея святое благословение, -- тягуче читал хозяин, набожно смотрел на икону и приглаживал бороду, расплавленным воском стекающую ему на широченную грудь. -- Родословие Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова. Авраам роди Исаака. Исаак роди Иакова. Иаков роди Иуду и братьев его..."

-- Слухай, старый! -- не выдержал Пинчук. -- Не знаю, кто там кого родыв, но тебя наверняка -- Иуда!.. Кажи, у тебя можно хлопцам переспать ночь чы ни?

-- Рад бы всей душой, да только больные мы...

-- Щось вид у тэбэ дуже свеженький...-- язвил Пинчук. Злоба мутила его, толкала на дерзость.

Шахаев заметил, как от слов Пинчука глаза старика вспыхнули нехорошими огоньками и быстро спрятались под мохнатыми рыжими бровями. Отослав куда-то сына и сунув за образ псалтырь, старик начал не спеша сучить дратву. Был он высок и плечист. На витом поясе -- связка ключей. Голова смочена маслом и тщательно причесана. Из-под ворота синей сатиновой рубахи выпирала воловья шея. От всей фигуры хозяина веяло устойчивой домовитостью.

-- Бачу, ты, старый, пропитався этой частной собственностью, -продолжал колоть его Пинчук, невзлюбивший старика с первой минуты.

Хозяин молчал. Тугая шея его багровела.

Наташа молча смотрела в окно на залитый лунным светом двор. Он был обнесен высоким тесовым забором. Крыша в крышу жались каменные приземистые конюшни и хлевушки. Перед окнами -- погреб, накрытый тяжелой железной дверью с пудовым замочищем.

Шахаев прилег на скамейку -- разболелась на спине рана. Старик хмуро смотрел на разведчиков, долго силился о чем-то их спросить, но, видимо, не решался. Молчали и разведчики.

-- А что, товарищи, -- начал наконец хозяин, не глядя на солдат, -колхозы вновь будут али как?.. -- в его глазах появился настороженный блеск.

-- А тебе як хочется? -- в свою очередь полюбопытствовал Петр; он понимал, что колхоз не устраивает старика.

-- Мне што ж... -- уклончиво ответил хозяин. -- Государство -- оно решит...