Грозное дело

Годунов на это только головой мотнул, очень сердито, и спросил:

– Что ж теперь делать?

– Ждать утра, – сказал Трофим. – И сразу сюда, и в розыск. Савву сюда. И рынд, которые тогда стояли здесь, сюда. И сторожей с обоих рундуков тоже сюда. Да что и говорить, боярин. Утро вечера мудренее. Добрые дела при свете делаются. А пока что мне сейчас чего перекусить бы да прикорнуть хоть где. А утром, на свежую голову, я…

– Ладно! – сердито сказал Годунов. – Это можно. – Обернулся и окликнул: – Климка!

Раскрылась дверь и вошёл Клим, давешний Трофимов провожатый.

– Климка, – продолжил Годунов, – отведи его. И положи. А утром опять его сюда, чуть свет!

И посмотрел на Трофима. Тот поклонился Годунову и пошёл к двери.

– А кочерга?! – вдруг сказал Годунов.

Трофим остановился. К нему подошёл стрелец, Трофим отдал ему кочергу. Клим открыл дверь и отступил на шаг. Трофим вышел первым, Клим за ним.

9

Клим шёл впереди, молчал и ничего не объяснял. Да Трофим ни о чём и не спрашивал. Не до Клима ему тогда было. Трофим думал о своём: о том, что вот же как бывает, вся беда от баб, потому что если бы не Гапка, не ночевал бы он дома. Да он и не думал ночевать! Приходил же Котька Вислый, говорил, айда, Трофим, со мной. Чего не пошёл? Пошёл бы, они сунулись, а Гапка бы сказала: его нет, где его черти носят, я не знаю, – и отстали бы они, взяли бы кого-нибудь другого, а Трофим бы с Вислым посейчас гулял бы у Демьянихи, а они здесь пусть бы хоть…

А вот и нет, тут же подумалось, не унялись бы они, а пошли бы искать дальше, и всю Москву бы на рога поставили, пока его не нашли, потому что только он им нужен, потому что опять, как тогда, когда царская кровь…

Ну и так далее. Вот примерно о чём тогда думал Трофим. Клим остановился и сказал, что они уже пришли. Открыл дверь и посветил.

Трофим вошёл. Это была очень тесная коморка. Даже стола там не было. Вместо него стояла лавка, а на ней кувшин.

– Квасу налить? – спросил Клим.

Трофим мотнул головой, что не надо.

– Может, поешь чего?

– Я не голодный, – ответил Трофим.

Клим пожал плечами, поставил свет на лавку, которая была вместо стола, а сам сел на ещё одну лавку, у стены. Трофим сел на другую, у другой стены. На ней уже было постелено – снизу сенник, сверху сшитые овчины, а в головах тюфяк. Трофим снял шубу, сунул шапку под тюфяк. Клим спросил, гасить ли свет.

– Как хочешь, – ответил Трофим. А после уже сам спросил: – А ты чего не ложишься?

– Мне, – сказал Клим, – не велено. Мне надо за тобой смотреть.

– Куда я денусь?

– Кабы это знать!

Трофим усмехнулся, не спеша снял сапоги, не спеша лёг, укрылся и сказал:

– Чудно у вас.

– Да уж! – отозвался Клим. – Куда чуднее. Человеку говоришь: «Поешь!», а он: «Нет, не хочу!» Боится, что отравят.

И замолчал. Трофим закрыл глаза и громко хмыкнул. Клим сразу сказал:

– Смейся, смейся! Завтра будет не до смеху.

Трофим промолчал. И даже глаз не открыл. Но Клим всё равно спросил:

– Сколько тебе на розыск дали? Один день?

Трофим не ответил. Клим недобро хмыкнул и продолжил:

– Да я и так знаю: один. Зюзин говорил. И вот завтра вечером Зюзин опять придёт и спросит: «Как дела?!» А ты что ответишь? Опять будешь молчать? И что тебе за это будет? Дыба. А после за уши вот так возьмут, вот так крутанут – и голова долой.

Трофим невольно поморщился, потому что он видел, как это делается. И в самом деле есть такие мастера, которые могут за один раз оторвать голову. Трофим открыл глаза и посмотрел на Клима. Клим усмехнулся и сказал:

– Вот так-то! Да ты не робей. До завтрашнего вечера ещё вон сколько! А что надо? Всего ничего! Назвать человека. Вот есть Савва, государев истопник…

– Зачем ему это?! – сердито спросил Трофим.

– Как зачем? А если попросил кто и отвалил задатку? А здесь задатки – это не у вас в Москве. Сколько тебе твой князь Михайло на дорогу дал?

Трофим молчал. Клим усмехнулся и сказал:

– Двадцать рублей, не больше. А у нас, да на такое дело, сразу сотню отвалили бы. А за царевича и того больше можно было попросить. И дали бы!

– Кто? – не стерпел Трофим.

– Ну, я не знаю, – сказал Клим. – Я не давал. Нет у меня ста рублей. А за других я не ответчик.

Тут Клим подался вперёд, дунул на огонь и загасил его. Подождал немного и продолжил, теперь уже чуть слышным голосом:

– Ежели старший царевич помрёт, кто у царя станет наследником? Младший, Федюня. А на ком младший женат? На Борисовой сестре. Смекаешь?

Трофим молчал. А чего тут, думал он, смекать, это и так ясно, и по закону: за Иваном наследует Фёдор. Ну а Фёдор, как все говорят, да это и так видно, слаб умом, а жена его, Ирина, цепкая, она Фёдора будет вот так держать, а Борис, её брат… Да, Годунов Борис, вчерашний выскочка, как говорили. Да только это не совсем так: кроме Бориса, молодого, ещё два старых Годунова сидят в Думе, дядья его, и кто против них тогда посмеет пикнуть?! Да и чего тут пикать? Может, Борис ни в чём не виноват, а просто свезло ему: царь ткнул в царевича – и прямо посохом в висок, посох железный, острый…

И Трофим зажмурился. Клим, было слышно, усмехнулся. Трофим подумал и сказал: