Грош

И тут же всё снова приходит в движение, а мои барабанные перепонки страдальчески айкают от звука упавшего на пол тела. Я посмотрел на труп Крысолюда. Из его руки торчала кость, брошенная Сваргом. До сих пор диву даюсь, как это он так смог. У них же тут не шибко потренируешься в метании оружия. И нужно отдать дань этим монстрам: сначала я не воспринимал их "клинки" всерьёз.

Но из головы часового торчала… моя труба. Это что, сделал я?! Да-да, сейчас начинаю припоминать… боже, да я хладнокровно убил его! Не чувствуя ни сострадания, ни жалости! Даже, вроде бы, наслаждался его предсмертным страхом! По какой причине я только что превратился в такое чудовище?!

Ко мне подбежали Рут, а следом за ним и Сварг. Оба какие-то возбуждённые. За ними, в не менее возбуждённом виде, притащились сюда и остальные Крысолюды.

— Ты… как ты это?! — восхищённо воскликнул король.

— Что "как"? — буквально прошептал я, не в силах сказать что-либо более-менее внятно.

И чего это он так восхищается? Ну, убил я. Что же теперь, убийство, совершённое Богом, считается чем-то сверхординарным? Да я еле сдерживаюсь, чтобы не вывернуть желудок наизнанку…

— Ты оказался около него в единое мгновение! — продолжил, чуть ли не задыхаясь, говорить Рут. — Никто даже не заметил, как это произошло! А потом, когда мы все наконец осознали, в чём дело, часовой уже лежал на полу с продырявленной головой! И вот скажи мне: как тебе удалось развить такую безумную скорость?

— Я же Бог… — ошеломлённо проговорил я, только бы что-то ответить.

— А, ну да. — Рут задумчиво оглядел меня, словно собираясь сказать что-то, но затем передумал.

Король что-то крикнул своим воинам. Что — я не расслышал. Я вообще ничего не хотел слышать. Просто глядел на лежавший на земле труп. Труп существа, которое, возможно, этого и не заслуживало. А я его убил. Конечно, может это и было необходимо, но я же убивал, наслаждаясь убийством! Со мной такого не было в тот раз, в пещере. Что же случилось с моим телом, с мозгом, что я превратился в такого отъявленного убийцу, умеющего лишать жизни за пару мгновений, да ещё и получая от этого кайф?!

С этим надо что-то делать: кажется, длительное пребывание в канализации не пошло мне на пользу. Хотя, о чём это я?! Что-то происходит со мной, внутри, и что именно — это я должен выяснить как можно скорее.

Сварг вытащил из руки трупа свою кость и довольно облизнулся, как и все, собравшись в круг. Их глаза так блестели, что намерения этих тварей стали ясны сразу.

— Не подходить, — процедил я сквозь зубы, и на этот раз уже удивлённые глаза Крысолюдов устремились на меня. — Кто подойдёт — ляжет рядом с трупом.

Видимо, то, что я сотворил с часовым, заставило всех проникнуться к Богу хоть каким-то уважением, и потому никто не посмел мне что-то сказать: все смотрели на короля.

— Бог, да ты что… — начал было Рут, но тут же заткнулся. Я так, как сейчас на него, с такой ненавистью и злобой, ещё никогда ни на кого не смотрел. — Ладно, ребята, после боя попируем. Нечего сейчас животы забивать.

Сварг лишь удивлённо пожал плечами, а другие Крысолюды просто-напросто, стараясь не глядеть в мою сторону, направились в след за ушедшим вперёд Рутом. Вот и правильно. Нефиг нарываться, когда я злой! А я, превозмогая мою брезгливость ко всему, что связано с "внутренним миром" живых существ, взялся за трубу, торчавшую из головы часового. Вот не мог я терпеть всякие раны, переломы и так далее. Отец у меня любил смотреть фильмы про хирургию, поэтому я очень мало времени проводил в комнате, где у нас стоял телевизор. Это ж ужас — все эти органы, кровь, и… Я выдернул трубу, или, скорее уж, оружие, стараясь не смотреть на тело убитого, и аккуратно прикрыл ему веки. Пусть покоится с миром — он честно исполнял свой долг.

Я поднялся и сжал кулаки. Всё тело тряслось, и не от страха, а от злости. Одно дело убивать реактором, с расстояния, и совсем другое — холодным оружием, когда ты словно всем телом ощущаешь плоть того, кого отправляешь на тот свет. В эти секунды тебя переполняет такая жестокость, которую описать невозможно. Меня нельзя было назвать жестоким. Я даже приставучих дворовых кошек никогда не трогал, никогда не убивал пауков, которые часто заползают в холостяцкую берлогу. Всю жизнь был пацифистом. Но когда ты попадаешь туда, где смерть — обычное дело, где война — подруга жизни, и без оружия в руке выжить почти невозможно — приходится менять мировоззрение и стереотипы. Так сказать, полностью "перезагрузить" себя. Но при этом постараться остаться человеком. Это сложно, и притом очень — сейчас во мне всё колыхало, душа металась между двумя ипостасями.