Гронтхейм

— Сию же секунду будет исполнено. Меня, кстати, зовут Бальбесторним. Можно просто Бальб, — представился хозяин. — Что-нибудь еще, господин?

— «Еще бы „хороший“ добавил», — хмыкнул я.

Гортон убрал палец с монеты, которая долго не залежалась, и спросил:

— Да. Есть ли среди посетителей, — повернулся он к залу, — караван до Саренхольта?

— Есть, господин, — ответил Бальб и указал на один из центральных столов. — Вон тот господин в пестрых одеждах с большим… эммм… достатком. Зовут Гриргонэ Аламесто. Его караван единственный, кто завтра с рассветом собирается отправляться в столицу.

Под большим достатком имелся в виду непомерно раздутый живот. Он будто бочку целиком проглотил. С такими объемами ходить, поди, сложно. Перевешивает постоянно, так как центр тяжести при любом повороте смещается. Куда жирок потянул, туда и тело заваливается. А уж какая нагрузка на сердце — страх, да и только.

Хотя под достатком, возможно, подразумевалось вовсе не пузо, а украшения. Их на нем было как на короле, если не больше. Толстая золотая цепь на шее, свисающая до середины груди. На каждом пальце по перстню с драгоценными каменьями различных форм и оттенков. Даже пестрая желто-сине-красная одежда как у клоуна и та была расшита золотыми нитками. Такой модник грабителю в подворотне попадется, до конца жизни его обеспечит.

— Аламесто? Торговец из дворянского рода? — изумился учитель.

— Эммм…, - замялся Бальб.

Гортон рядом с золотой положил еще несколько серебряных монет.

Голос у хозяина сразу прорезался:

— Да, господин. Но он не из родовых.

— Потомственных, — поправил учитель. — Стало быть, вошедший?

— Ну, да. Все опять же на уровне слухов…, - и замялся.

— Говори уже, не тяни.

Стоило Гортону повысить голос, добавить металла, и слова из Бальба посыпались как из рога изобилия.

— Говорю, говорю, господин. Гриргонэ до недавнего времени был обычным торговцем, пока однажды вдруг раз, и не разбогател. Ходят слухи, — придвинулся он чуть поближе, чтобы никто посторонний не услышал, — что занимался он темными делишками. Но какими именно, мне неведомо. Так вот, когда он разбогател, то захотел своим детям оставить не просто наследство, а титул, которого сам был лишен. С ним-то, конечно, проще живется. Нашел он, значит, нуждающуюся семью, расплатился со всеми долгам, ценою немалой, а взамен попросил самую малость — руки младшей из трех дочерей. Барон не упорствовал и согласился. Но вот беда, два года уже прошло, а у Гриргонэ до сих пор нет детей. По крайней мере, от жены, — не сдержал он ехидную улыбку: — Бесплодной девочка оказалась. Потому так легко барон и согласился. Знал, что никому Гриргонэ не передаст его родовую фамилию. Знал, и потому согласился.

— Разве бесплодие не лечится? — настал мой черед удивляться.

— Не всякое, юный господин, не всякое. Многое от целителя ведь зависит, а некоторые женские недуги и вовсе не поддаются лечению, — услужливо пояснил мне Бальба.

— А…, - хотел было узнать я подробности, но учитель одернул меня: — Дани, не задавай ненужных вопросов. Пойдем лучше поприветствуем и узнаем у нашего высокородного дворянина, согласится ли он взять нас с собой.

«Ненужных? А сам сейчас что, жизненно-необходимую информацию выведывал? Вдох-выдох» — Простите, учитель.

Мы подошли к нужному столику. Но не успели заговорить, как от сильного перегара и солено-кислого запаха, когда пухлый торгаш открыл свой по…. рот, меня чуть не вывернуло наизнанку:

— А? Милостыню просить приперлись? Валите-ка отсюда, ленивые свиньи! Чем клянчить медяки, лучше бы спины на полях гнули.

В выражениях он не стеснялся. Обозвать нас ленивыми свиньями, пускай даже по незнанию. Если не учитель, я сам его убью. И не быстро, как старосту, а медленно и мучительно. Есть у меня в трактате рецепт одного зельях. Ух! Там отчаяние, там боль и такие страдания, что врагу не пожелаешь.

— Простите многоуважаемый Гриргонэ Аламесто, но я к вам по делу, — по всем правилам обратился к нему учитель. — Я не милостыню просить пришел, а узнать, во сколько нам с сыном обойдется проезд с вашим караваном.

— С сыном? — проигнорировав вопрос, смерил он сначала меня, а затем и Гортона задумчивым взглядом и расхохотался: — С этим что ли сыном? Да он тебе во внуки… нет… в правнуки годится! Ну старый, ну ты и даешь. Рассмешил, так рассмешил.

Согласен, с сыном он перегнул. Но называть учителя старым? Не стоило ему этого делать, ой не стоило. Помнится однажды, сорвалось у меня с языка «старик». Так учитель меня потом неделю на улице спать заставлял. Единение с природой налаживать. Ага, как же.

Железная маска учителя дрогнула.

— Позвольте представиться, Гортон Санмарейт. А это мой сын, — дотронулся учитель до моего плеча, — Дани Санмарейт. Будучи одного с вами положения, я прошу, нет, я требую равного к себе отношения. В противном случае, как того требуют наши обычаи, я буду вправе вызвать вас на поединок чистой крови. Поверьте мне на слово, вы этого не захотите.

— «Дани Санмарейт? Вот сюрприз, так сюрприз».