Гром среди ясного неба

— Прекрасно, доктор. Как у вас?

— Хорошо, хорошо! А какие дела там, на базе? Он указал на значок, который Ишида еще не снял. На значке была его фамилия, фото и отпечаток большого пальца.

— Как всегда,— ответил Ишида,— жаркие! Смит вернулся в бар и встал за стойкой, вытирая руки о штанины.

— Что вы сегодня пьете, доктор?

— То же самое,— сказал Кули, указывая на стакан Джима.

— А для вас, Джим? Еще один?

— Конечно,— ответил он, с удовольствием наблюдая за тем, как губы Смита невольно вытянулись вперед, словно он и сам хотел выпить.— Почему бы и нет?

Пока Смит наливал пиво, Кули крутился на своем стуле. Это был худой, взъерошенный мужчина с пожелтевшими от табака пальцами и усами. Его волосы были того же цвета, что и усы. Но они пожелтели не от табака. Разве что он специально натирал их сигарами перед тем, как выкурить. Возраст и солнце превратили цвет его волос в пепельно-желтый. Он был выше Ишиды, но тоньше. По натуре это был добрый человек, но резкие манеры и острый орлиный нос делали его похожим на злодея. Это не мешало Кули дружить, с детьми и даже часто бесплатно лечить птиц и кроликов, которых они ему приносили. Иногда вместо платы он просил детей помочь ему покормить животных или почистить клетки в ветеринарной больнице — но детям эта работа доставляла такое удовольствие, что они сами с радостью отдали бы все свои сбережения, только бы им позволили ей заниматься.

— Черт возьми, что это такое? — спросил Кули. Ишида повернул голову в ту сторону, куда смотрел

Кули. В комнате стоял бильярд. Новый бильярд. Ишида раньше его не видел и не заметил сегодня, когда вошел в полутемный бар с ярко освещенной улицы. К тому же он сидел перед стойкой не поворачиваясь.

— Бильярд,— сказал Смит.— На что еще это похоже?

— Похоже на бильярд,— согласился Кули.

— Служащие фирмы «Сиарс и Роубак» доставили его после обеда. Он обошелся мне почти в триста долларов. Но я считаю, что это привлечет сюда больше военных с баз. Им здорово надоедает там торчать, и поэтому они любят погулять. Почему бы им не забрести сюда?

— Это только для солдат? Или нам тоже разрешается играть? —спросил Кули.

— Нет, нет! Любой может играть. Важно, чтобы не переставали пить. В этом весь смысл,—объяснил Смит,— держать здесь людей подольше и вызывать у них жажду.

— Настоящий маленький притон,— сказал Кули.— А вы не собираетесь пригласить нескольких женщин в комнату за баром?

— Я бы сделал это, если бы разрешалось. Должны же эти парни как-то развлекаться. Но вы меня знаете, я предпочитаю соблюдать закон.

— И все же,— сказал Кули,— бильярд будет в основном приманкой для солдат. Ни у кого здесь, в городе, нет времени играть в бильярд. Уж не хотите ли вы нарушить равновесие, которое здесь существует, и превратить свое заведение в место постоянного сборища солдат, а?

— Их деньги не хуже, чем у других. И у нас здесь очень мало мест, где они могли бы их потратить.

— И все-таки,— продолжал Кули,— странные вещи происходят на этих базах. Они, например, неожиданно закрываются.

— Ну что же! Если это случится, у меня еще останется продовольственный магазин и почтамт. А где еще вы сможете выпить пива? Поедете в Туэле? В такую даль?

— Пожалуй, вы правы,— согласился Кули.— Вас голыми руками не возьмешь.

Ишида уже слышал этот спор. Смит обожал армию лишь потому, что она приносила деньги в его кассу, и значит, и в его карман. Кули не любил армию, не любил с той весны, когда передохли все овцы в долине из-за опытов с газами, поражающими нервную систему. Кули бегал тогда с ранчо на ранчо, пытаясь вылечить больных овец, а эти армейцы ему только голову морочили. Хозяева овечьих ранчо не понесли убытка. Армия им выплатила по пятьдесят пять долларов за овцу, которая стоила самое большее тридцать. Но Кули было плевать на деньги. Он говорил, что это дело принципа, его больное место.

Ишиде казалось странным, что Кули принимал так близко к сердцу эту историю с овцами. А что, если бы на месте овец оказались люди? И еще более странным казалось ему, что Кули в его возрасте удивлялся тому, что правительство способно врать. Сам Ишида знал, на что способно правительство. Не зря он провел четыре года за колючей проволокой, где на него обрушивались целые потоки лжи.

Смит снова вынырнул из-за стойки и прошел в главный магазин, в одном углу которого приютилось почтовое отделение Тарсуса. Ишида оглянулся и увидел, что у окна стояла миссис Дженкинс с приготовленной для взвешивания и отправки посылкой. Ишида подумал, что даже с толпой девиц в заднем помещении этот бар не притягивал бы солдат, ищущих приключений. Смит совсем свихнулся. Но черт возьми! Все они тут свихнулись.

Когда Смит возвращался в бар, раздался гул. Ишида был уверен, что это обычный грозовой раскат, и он представил себе ряд свежепосаженных бирючин, которым посчастливилось получить с неба немного дополнительной влаги. Естественная поливка в первый день посадки — благо. Какое счастливое совпадение — может быть, все они примутся. Но Кули провел рукой по своим взъерошенным седым волосам и сказал:

— Опять они начали, ваши солдатики.

— Кто? — спросил Смит.