— У него один из лучших показателей, согласно форс-платформе. Так что, не тявкай.
— Митюшин, ты такой грубиян, — отозвалась Хирова, состроив ему глазки. — Ну почему ты вечно такой злой, а?!
Стометровка оказалась самым долгим испытанием, потому что на дорожку выставляли только по три человека, чтобы никто не мешал друг другу. И пока мы терпеливо дожидались под прохладным ветром в одних трусах, между мной и Митюшиным завязался разговор. И парень оказался очень интересным, как по мне.
У Герасима Митюшкина был дар магнетика, то бишь, он был маг металла. Отец у него был таким же и владел собственной кузницей, причем популярной среди аристократов. А вот мне нужен был толковый магнетик, чтобы отремонтировать, а точнее, создать руку голему.
Я не стал брать контакты его отца, мне было достаточно узнать адрес, где тот работает. Из нашего разговора я понял, что его отец часто берется за сложные и интересные задания. Так что у меня появился шанс сделать моему «трыхды-дыху» новенькую ручонку.
Подумать бы еще, как это преподнести магу, чтобы не было вопросов…
Когда стометровку добежала последняя тройка «игроков», нас повели обратно в корпус, и медосмотр, как оказалось, еще не закончился. Нас дожидались психологи. Того самого умника, парня в круглых очках с зигзагообразным шрамом на лбу, не пропустили по итогу.
Оказалось, что парень последний псих. Он был сиротой с хорошим состоянием, которое оставили ему родители. Валера, так звали этого мальчугана, выбрал путь наименьшего сопротивления. Попал в банду, не закончил гимназию, хотя имел все показатели, никого ни во что не ставил и всем рассказывал, что его ждет особая миссия в конце. Якобы он должен был победить какого-то сильного и темного волшебника в будущем.
Психиатр тут же поставил на нем жирный крест. А тот отметился так, что запомнился, пожалуй, всем. Упал на пол, начал извиваться и шипеть, словно был змеей.
— Змееуст, ей богу, — заржал Герасим. — У, какая опасная тварь! Есть здесь те, кто говорит на змеином?
На паренька надели белую смирительную рубашку и увезли в непонятном направлении. В толпе новобранцев слышались всякие дивные истории про Валеру, и одна была краше другой.
— Я его ещё по гимназии помню, когда он Имперский экзамен завалил. Знаешь, почему? — рассказывал один новобранец другому. — Потому что он опоздал на него. Якобы летел в школу на стареньком синем москвиче и врезался в сосну, которая была живой.
— Может, он на наркотиках сидел?
— Конечно. Он прыгал с третьего этажа, сидя на метле. Играл в какую-то игру, где должен был поймать на лету шарик для тенниса.
Мне очень быстро наскучило слушать историю про психа. Тем более, что тут и кроме Валеры хватало новобранцев с той же проблемой. Психотерапевт также поставил жирный крест на рыжем пацане из многодетной семьи, а затем на девушке, которая считала себя самой умной.
Когда очередь дошла до меня, и я сел напротив делегации из трех психотерапевтов, новобранцы притихли.
— Вы так молоды, господин Раскатный, — заговорил один из врачей. — Еще и ранг невысок. Вы точно решили поступать?
— Да, — сухо ответил я. — Решил.
За мной послышались перешептывания, и тому была причина. Я не особо показывал свой перстень, так что почти никто и не знал, что я дворянин. Так сказать, вел себя не так открыто, как мог бы.
— Спортом занимаетесь? — продолжился допрос. — Если да, то каким?
— Неофициальным, — ответил я. Ну, не буду же я говорить, что пару раз в неделю убиваю наемников? Верно? — До пятнадцати лет занимался на арене с родителями, боевыми магами. Точнее, на полигоне.
— Интересно… — психолог поставил пару галочек в анкете и передал ее другому врачу.
— Какие достижения у вас есть?
— Волшебно играю на виолончели, — усмехнулся я. — Да и на любом другом музыкальном инструменте. Также разбираюсь в айти-технологиях.
— И как это вам поможет в Училище? — озадачился третий психолог. — А, господин Раскатный?
— Вот вы мне и скажите.
Вообще, несовершеннолетним нельзя в Училище. И об этом мне попытались напомнить. Однако недовольство психологов относительно моего возраста я парировал просто: эти правила — для простолюдинов. Дворяне, если и захотят поступить, то могут это сделать с шестнадцати лет. Правда, желающих немного.
Ну а так как мне семнадцать лет, кто будет спорить? Правила простолюдинов на меня не работают. Хех.
— Еще вопросы будут? — на всякий случай уточнил, когда наступила тишина. — Или могу уступать место другому новобранцу.
— Идите, господин Раскатный, — почти синхронно заявили психологи.
Герасим попросил подождать его, потому что медкомиссия еще не закончилась. Я терпеливо постоял в сторонке, дождался здоровяка, и тот указал мне на раздевалку.
— Можем одеваться и идти в центральный корпус.
— Зачем?!
— Общая комиссия с куратором, для тех, кто прошел.
Хм. Для тех, кто прошел. А как понять, кто прошел, а кто нет?