Гром победы, раздавайся!

– Не позволит матушка императрица такому же сраму случиться, какой у цесарцев произошел, – заявил он уверенно. – Потому и отказалась она участвовать в этом позорном Рейхенбахском конгрессе, где австрияков просто втоптали в грязь. Помяни мое слово, Алексей: совсем скоро для нас барабаны сигналы «В атаку» и «На штурм» пробьют! Получен приказ, – взглянул он на Лешку пристально. – Главное армейское квартирмейстерство предписывает мне как можно скорее отправить твой полк в Кишинев, куда уже переехала из Ясс и вся ставка главнокомандующего. Жаль мне, конечно, с такими орлами, каков ты сам и какие под твоим началом служат, расставаться, но думаю, что совсем даже неспроста такая вот срочность возникла. Помяни мое слово, Алексей: совсем скоро нам опять доведется вместе неприятеля воевать. А там и до виктории недалеко. Думал вот позвать тебя к ужину, у меня сегодня господарь молдавский со всей своей многочисленной свитой обещался быть. Ты как, хотел бы на этом приеме присутствовать? – посмотрел он внимательно на собеседника.

– Ва-аше высокопревосходительство, Алекса-андр Васи-ильевич, – протянул жалобно Лешка, – лестно мне такое приглашение от вас слышать, но вы ведь и сами только что сказали, что вам предписано меня как можно скорее от себя в Кишинев отправить. Не хотелось бы мне вас подводить. Для такого вот дальнего перехода ничего ведь еще у меня не готово.

– Каков плут! – рассмеялся Суворов. – Учись, дуралей, как начальству нужно вежественно отказывать! – кивнул он прислуживающему за столом Дурасову. – Это вот ты у нас безо всяких манер можешь цельного принца водою окатить или у своего барина при высоких гостях тарелку из рук вырвать. А тут все грамотно сказано, так что даже и зацепиться не за что.

– Да куды уж нам, сиволапым, с их высокоблагородиями тягаться, – пожав плечами, пробормотал Прошка. – А ежели у вас лишнюю тарелку вовремя не взять, так вы же опять потом, барин, будете животом мучиться, а мне за то палками грозить.

– Буду, конечно, а то, глядишь, и поколочу! – хмыкнул Суворов. – Ну что, Егоров, значит, отказываешься от ужина у генерал-аншефа?

– Я бы с удовольствием отужинал, Александр Васильевич, – вздохнул Лешка, – но теперь уже, видно, после победы.

– Хороший ответ, – словно взвешивая слова собеседника, усмехнулся генерал. – Ну, значит, так тому и быть, отужинаем с тобой после победы. Признаться, мне и самому едва льстит развлекать это чванливое светское общество. Но что же поделаешь, Алексей, политика, а мы сейчас на молдавской земле стоим.

Суворов неохотно тратил деньги на парадные обеды. Князь же Потемкин-Таврический, у которого как-то не складывались отношения с Александром Васильевичем, напротив, горел желанием отобедать с ним. По факту он не раз напрашивался на обед к Суворову, но вот скромником его светлость вовсе даже не был, о чем великий полководец и сам был прекрасно осведомлен. Поэтому в итоге обед он князю Потемкину устроил, но, как всегда, по-своему, «по-суворовски» – с эдакой «подковыркой». Генерал пригласил к себе Матоне, метрдотеля, служившего у самого светлейшего, и заказал ему просто роскошнейший обед с расчетом на всю избалованную и весьма многочисленную свиту Григория Александровича. Денег он велел не жалеть и готовить парадное застолье для генерал-фельдмаршала самое наилучшее. А так как день, на который оно было назначено, оказался постным, то, призвав своего повара Митьку, Суворов велел приготовить ему два самых обычных постных блюда… Обед удался на славу! Всем все понравилось, «река виноградных слез несла на себе пряности обеих Индий» (так сделал обеду комплимент сам Суворов). Даже весьма искушенный в пиршествах Потемкин был поражен столь невиданной гастрономической роскошью и размахом. Но добил князя сам… Матоне, который отправил Суворову счет на тысячу с лишним рублей. Суворов же платить не стал, а написал на самом счете: «Я ничего не ел» – и… отправил его Потемкину! Суворов и правда за все застолье съел только лишь свои постные блюда. Его светлость удар выдержал, счет оплатил, правда, сказал он при этом, что «Уж больно дорого мне стоит этот Суворов». Матерные выражения, на которые князь Григорий Александрович был горазд, история, «к великому сожалению», до нас не донесла. Но то, что они были, не вызывает никаких сомнений. Тысяча рублей – это в те времена были весьма изрядные деньги. Тот же Суворов на газеты, коих он выписывал аж восемь штук, включая шесть иностранных, триста рублей в год тратил. А тут «какой-то» обед…

* * *

Вновь пылили колонны особого егерского полка по старинному Кишиневскому тракту. Вторая декада сентября была в этих краях еще временем жарким, лишь к полуночи на молдавскую землю спускалась прохлада.

– Сюды, вот сюды, прямо на сено его кладите! – суетился возле разворошенного стожка Карпович. – Только осторожно, братцы, смотрите рану не разбередите, а не то всем нам от Ильи Павловича «на орехи» достанется!