Гром небесный

Но Брассак был решительно настроен не выходить сегодня из себя. Он объяснил мне, что, как только он сюда приехал, то потратил значительную сумму денег, чтобы обнести большой участок своих земель. С тех пор он запретил там охотиться, так что дичь могла жить спокойно. Он и вправду ненавидел охотников и даже подрался с несколькими из них. Когда он говорил это, его большие ладони сжимались в кулаки, а вены на волосатых руках вздувались. Женщина воспользовалась его молчанием и уточнила, что эти траты были ещё и бессмысленными. Она сказала, что Брассак всегда вылетает в трубу. Три раза ему приходилось возмещать убытки и платить большие штрафы. Брассак пытался заставить её замолчать. Но на самом деле, думаю, он был горд своими подвигами и доволен, что и я теперь о них знаю. И я спросила себя, а довольна ли этим его жена? Как бы то ни было, после третьего суда он обнёс свою землю ограждением. Он также купил ружьё, но не для охоты, а для охотников.

Всё, что он говорил, казалось мне правильным. В любом случае, слушать его было очень интересно.

Утром, когда я была в кухне одна, то решила, что уйду после полудня. Но, пока Брассак говорил, я бросала взгляды за окно. Ярко светило солнце. Из-за красных и жёлтых деревьев можно было подумать, будто лес на холме загорелся. А наверху, там, где росли сосны, наоборот было очень темно. А дальше было небо. Почти бесцветное.

Пока женщина готовила кофе, я снова почувствовала оцепенение. Голос Брассака отдалялся от меня. У меня возникло то же ощущение, что и в буфете на вокзале Перраш, но только здесь не было других шумов, кроме голоса Брассака.

Думаю, причиной тому больше не была усталость, которой я дала одолеть себя тогда, в полусне. Нет, это было просто блаженство. Потому что оно было так близко, и я не хотела его лишаться.

Мы выпили кофе, а потом Брассак встал из-за стола и спросил, не хочу ли я пройтись с ним по «его владениям». Я кивнула, даже не думая, и тоже поднялась. Когда мы уже собирались уходить, женщина обратила моё внимание на то, что я не смогу идти по полю в своих городских туфлях. Она одолжила мне свои собственные башмаки и, так как они были мне слишком велики, дала ещё в придачу пару носков из грубой шерсти.

6

Брассак положил на тачку три пустых мешка и пошёл по тропинке, поднимавшейся к долине, которую я уже заметила из окна. Я шла в нескольких шагах позади него. Первое время собаки, как сумасшедшие, бегали вокруг нас, а потом пошли гуськом впереди. Только старый Дик шёл попятам за Брассаком. Временами он останавливался, поворачивал ко мне голову, а потом опять продолжал идти за своим хозяином. У меня сложилось впечатление, будто он рад тому, что я всё ещё здесь. Глядя на него, я вспомнила слова Брассака о том, что, если внимательно присмотреться, у этого пса глаза говорили гораздо больше, чем глаза, скажем, женщины.

Тропинка привела нас в каштановый лес. Деревья здесь были большие и корявые. Листья с них уже почти все опали и теперь, как ковёр, укрывали тропинку. На нескольких поворотах они были свалены в кучу, и я с удовольствием погружала туда ноги. Иногда я начинала смеяться сама с собой — я развлекалась тем, что зарывала ноги в листья, а когда, переполошив всю кучу, вытаскивала их, и видела большие широкие башмаки с квадратными носками — у меня было такое чувство, словно это не мои ноги, а кого-то другого. В лесу не было ветра, а потому запахи ощущались очень сильно. Я вдохнула, это было так приятно. Я не чувствовала себя здесь чужой. Возможно, это был остаток тех утренних чувств, но мне было всё равно.

Поднимаясь по склону холма, тропинка выходила из леса, а дальше, расширяясь, вела к лугу, и её конец терялся где-то в траве.

Брассак остановился, я подошла к нему. Мы стояли на вершине холма, который бросал тень на всю долину. Первое, что я заметила, это ручей — он был, как лучик солнца посреди лесов и лугов.

Брассак сказал, что этот ручей начинается из земли, прямо под нами, у подножия холма, между двух каштанов. Я посмотрела налево, но отсюда дома Брассака, скрывавшегося за лесом, видно не было. Зато соседний дом на правом холме было видно отлично. Низкий и серый, он был построен немного покато прямо на лугу. Точно под ним росли сосны, которые словно ограждали дом от нежданных гостей.

Долгое время Брассак молчал. Он достал платок и вытер лоб. Дыхание его стало прерывистым. Он смотрел на долину. Переведя, наконец, дух, он спросил, нравится ли мне этот пейзаж. Я кивнула головой и показала в сторону самого маленького холма по центру долины, спросив, для чего служит эта конструкция на вершине холма, под соснами. Брассак объяснил мне, что это полуразрушенный дощатый барак, а потом добавил:

— Всё, что вы видите там жёлтого — это площадка для игры в шары[9]. Она ещё не слишком заросла травой, потому что почва там твёрдая, а в низине — каменистая.

Должно быть, у меня было очень изумлённый вид, так как Брассак вдруг рассмеялся и сказал:

— Вас это удивляет? Не вас первую. Все, кто видят эту площадку, удивляются.