Гром не грянет…

Должно быть, вытряхнула кроху из гнезда прокатившаяся волна… Ага! Вот по нижней ветке мечется взад-вперёд белка! Мамаша, конечно! А через пару развилок выше, как раз над тем местом, где Копыто обнаружил малыша, в похожей на замшелый камень коре темнело отверстие. Не так уж и высоко… Копыто аккуратно положил бельчонка в карман и полез на дерево…

…Весь запас ругательств кончился как раз к тому моменту, когда Копыто добрался до дупла. Хорошо, что дуб рос под наклоном, а то бы прям на нём и помер! Копыто вынул бельчонка из кармана и, обдирая кожу на костяшках, кое-как протиснул руку в беличий домик. Разжал пальцы, опустил испуганный живой комочек в мягкое и пушистое. Высвободил кисть и потряс рукой, расслабляя уставшие мышцы: не мальчик, чай… Из рукава выкатилось что-то и полетело вниз. Орех!

«Погоди-ка!»

Копыто выгреб из кармана давешнюю свою добычу и закинул вслед бельчонку, половину просыпав мимо.

«Ну да ладно — бельчиха подберёт».

Взмокший донельзя, старик сполз, наконец-то, с дерева. Отдышался. Задрал голову и погрозил пальцем торчащему из дупла хвосту:

— Береги, мамаша, сынка!

Свои-то детки — как выпали из гнезда, так и пропали, сгинули в одной из войн. А ведь, казалось: самая страшная — давно позади… Жена, получив казённое письмо с горькой новостью, не проронила ни слезинки — не поверила, но глаза её потускнели и глядели уже не в этот мир. Не дряхлая ещё, вполне крепкая женщина, она стала чахнуть, да так и померла, не пережив двух зим. А старик вот живёт, не умирает. Не умирает и тоска… Окажись такая возможность, решился бы он что-то изменить? Уберечь?..

Копыто помотал головой, отбрасывая невесёлые мысли. Поправил одежду, подтянул протез и двинулся, нескоро — но верно, своим путём.

***

…Сухой прошлогодний лист, прилипший к комку грязи, едва заметно дрогнул. Дёрнулась отходящая от него пара чёрных ворсинок…

2

Вот и речка! Промыла меж холмов русло глубокое, а сама — ручей ручьём. Но это сейчас, летом. По весне-то — полна набирается, берега размывает. Вон, вишь — высоко, на кустах, вешней стремниной сухая трава намотана, а вон там — склон осыпался…

Загудели деревья, будто натянутые струны. Снова дыхнул великан — больше прежнего. Посыпались обломленные ветки, полетели, сорванные валом плотного густого воздуха, листья…

Утихло. Копыто поднял голову и расправил плечи.

«Уф-ф! Прошла!»

Перед самым лицом покачивались на тонких веточках красные ягоды. Не волчьи — те мелкие и растут купками, а эти — с куриное яйцо и по одной. Такие Копыто видел впервые. Гигантские бусины круглили бока, пузатились горделиво, едва не лопаясь. Внутри них будто что-то шевелилось, перекатывалось… Копыто приблизил лицо к ягоде. Отражённый в глянцевой поверхности, вылупился на старика глаз и вроде подмигнул.

«Вот черти окаянные!» — отпрянул Копыто и перекрестился.

Надо был поспешить: следующая волна будет ещё сильнее, и что она принесёт с собой — один Бог ведает…

Берегом Копыто дошёл до мостка, сунулся было на шаткие доски, да остерёгся — продольные жердины, перекинутые через русло, разошлись, и набранные поперёк них обрезки горбыля едва держались: наступишь — не удержат, провалятся. Непорядок!

Старик покряхтел, упёрся ногой да копытом, сдвинул жердины. Подобрал камень и вбил им вылезшие гвозди, закрепив поперечные доски. Голыш вернул на место, в успевшую наполниться водой ямку. Мимоходом бросил в воду трепыхавшуюся в грязной лужице рыбёшку. Тут же, зачерпнув в горсть проточной воды, умылся.

— Уф-ф! Вот и ладно!

Конечно, можно было не останавливаться и не терять время, а перейти речушку вброд (неглубоко — коленей не замочишь) — а ну как кто-нибудь тоже из лесу спешит? А? Запнётся впопыхах…

***

…Сухой лист зашевелился, с трудом подбирая под себя тонкие конечности — одну, другую, третью… Но слабые лапки подломились, и бабочка вновь распласталась в грязи…

3

Очередная волна прокатилась, сотрясая землю, корёжа деревья и ещё не сильно, но заметно меняя окружающий рельеф. Которая уже? Третья. Копыто глянул на небо: ясная с утра, лазурная гладь подёрнулась мутной рябью и вроде как потемнела, прибавила тяжести.

— Да-а, дела-а… — пробормотал Копыто: когда вслух, оно не так боязно — будто рядом с тобой ещё одна живая душа.

— Теперьча — глаз да глаз…