Гром над городом

Слуги побросали дела, толпятся вокруг, любопытствуют. И Сверчок тут же крутится. Жалко ему дядьку Нуртала. Хороший старик, не вредный. Вот Сверчок возьми да скажи: мол, уж кто-кто, а Нуртал точно не мог украсть.

Вроде и негромко сказал, а «лисы» услышали. Один из них – круглолицый, похожий на лавочника, а не на стражника – взмахом руки подозвал паренька:

– Ну-ка, цыпленок конопатый, поди сюда! И почему это ты уверен, что сторож не замешан в краже?

Сверчок не сробел, принялся объяснять:

– Так ему же факела не оставили, дядьке Нурталу. В коридоре темно, чулан без окон. Это каким же мастером надо быть, чтоб во мраке два замка, на двери и на ларце, сначала отпереть, а потом снова запереть как было? Да не ключом, откуда у дядьки Нуртала ключ! Такие умельцы не на постоялых дворах за медяки работают, а с золотых блюд лопают.

– Ишь, какой разговорчивый! – усмехнулся другой «лис» – смуглый до черноты нарраба́нец. – А если он запасся свечой? Свечу в рукаве легко спрятать.

– И свечу, и кремень с огнивом, – согласился Сверчок. – А только два замка отпереть, а потом снова запереть, да при этом ни на пороге, ни в чулане не наляпать свечным салом или воском... ну, не бывает так, вот хоть сами попробуйте!

Рассмеялись стражники. Круглолицый сказал:

– Вот ведь цыпленок, а соображает!

А наррабанец обернулся к старому Нурталу:

– Ступай, отец, пока домой. Понадобишься – кликнем.

Довольный Сверчок отправился подметать конюшню. Но на дворе его догнал вышедший следом хозяин. Оттаскал за ухо так, что оно вспухло, а потом велел убираться. Ему, Тагиби, не нужны слуги, которые суют нос в чужие дела.

Ну, парнишке собираться не надо, всего добра – штаны да рубаха, что на нем... Побрел к воротам. И тут его окликнул какой-то господин. Велел подождать – мол, даст поручение и заплатит. Сверчок ждал, пока господин потребовал у Тагиби чернил и бумагу. Написал записку, дал Сверчку медяк и сказал:

– Беги, паренек, в Дом Стражи, к почтенному Джанхашару. И не горюй, что тебя выгнали с постоялого двора. В Аршмире найдется работа для того, кто сует нос в чужие дела.

В тот день Сверчок не мог доставить бумагу: командир стражи был в отъезде. Сегодня утром он вернулся – и парнишка поспешил к нему с запиской.

* * *

– Читать умеешь? – строго спросил Джанхашар.

– Нет, господин.

– Кому-нибудь грамотному записку показывал?

– Да как можно!..

– Стало быть, не знаешь, что в записке говорится про тебя?

Сверчок от изумления и ужаса потерял дар речи. Шагнул назад, ткнул пальцем себя в грудь – мол, неужто про меня?..

– Тот, кто писал эту бумагу, – Ларш Ночная Волна из Клана Спрута, командир особого десятка стражи. Ему угодно, чтобы я дал тебе место в его десятке. Вот уж не знаю, что он в тебе такого углядел... Конечно, со свечным салом ты верно сообразил, но... А скажи-ка мне, Сверчок из Отребья: ты господина Ларша до этого встречал?

– Никогда, господин, – взволнованно просипел Сверчок.

– Тогда опиши его мне.

– Что-что господин приказывает сделать?

– Расскажи, каков он из себя и во что одет. Чем больше расскажешь, тем лучше. Постарайся. Если справишься – будет тебе работа.

Сверчку казалось, что он видит причудливый сон. Разве ж бывает наяву, чтобы человек, обмирая от ужаса, словно со стороны слушал свой внезапно окрепший голос:

– Ростом Спрут изволит быть выше меня – аккурат головой вон до того сучка на дверном косяке. Волосы черные, длинные, аж до лопаток, головной повязкой или лентой не скреплены, чистые да ухоженные. Лоб высокий, брови темные, густые, через правую бровь маленький шрам, давний уже. Глаза зеленые. Ушей из-под волос не видать. Нос прямой, ровный, скулы высокие. Подбородок широкий и немножко вперед выдается. Бороды и усов нету. Зубы белые, ровные, выбитых не видать. Загар легкий, весенний, а сама-то кожа светлая – там, где у рубахи разошлись завязки. Рубаха...

– Стой. Ты что, так можешь – с головы до ног?.. До сапог?

– Да, господин. Сапоги коричневые, хорошей кожи, шиты сапожником Круде́ном с Двухколодезной улицы. Во всем Аршмире только он такие каблуки ставит.

– Ты по сапогам можешь определить, какой сапожник их шил?

В голосе Джанхашара звучало удивление. Сверчку очень хотелось кивнуть: мол, могу. Но честность взяла верх.

– Нет, господин мой. Узнаю только работу Крудена. Я мальчишкой у него зиму в слугах прожил. Надеялся, что в ученики возьмет.

– Почему не взял?

– Ему сосед своего сынишку пристроил в обучение. За плату. А меня выставили, потому что ученик, как водится, стал прислуживать по дому.

– Спрута ты подробно описал. А ведь наверняка не пялился на него долго...

– Да как можно? Если на господ таращиться, можно по уху схлопотать.

– Как же ты его так запомнил?

– Не знаю, – виновато вздохнул Сверчок. – Просто вижу, как стоит он у порога, рукой волосы поправляет...

Не объяснять же, что все слуги на постоялых дворах усваивают эту хитрость – без лишних взглядов рассмотреть постояльца и оценить, что он за человек: богач, раздающий прислуге монетки, или проходимец, который сопрет хозяйский подсвечник.