Гробница для Бориса Давидовича

Микша не стал мастером. Он пришивал пуговицы у реб Менделя еще два года, слушая его талмудическую мудрость, а потом ему пришлось уйти, и вослед ему неслись проклятия. Однажды весной важного для нас 1925 года реб Мендель пожаловался, что у него пропала курочка-кохинхинка. «Реб Мендель, — ответил ему Микша, — поищите вора среди евреев». Реб Мендель осознал тяжесть оскорбления, и некоторое время не упоминал о своей кохинхинской курочке. Микша тоже молчал, ждал, когда реб Мендель усмирит свою гордыню. Старик боролся сам с собой, возлагая на алтарь своей талмудической надменности каждый день по одной курочке. Караулил с палкой в руках в курятнике, до зари, пугая хорька лаем, похожим на собачий. На заре засыпал, а из курятника пропадала еще одна курица. «Пусть меня накажет великий праведник, изрекший, что все живые твари в равной мере заслуживают его внимания и милости, — сказал реб Мендель на девятый день. — Разве может кохинхинская курочка, которая стоит не меньше пяти червонцев, сравниться с хорьком, который убивает бедняжек, да еще смердит на всю округу?» — «Не может, реб Мендель, — говорит Микша, — не может сравниться курочка, которая стоит пять червонцев, с вонючим хорьком». И не говорит больше ничего. Ждет, пока хорь не уничтожит все, что уничтожить может, и докажет реб Менделю, что его талмудическое бормотание о равенстве всех Божьих тварей не значит ничего, пока не установится на земле справедливость средствами земными. На одиннадцатый день реб Мендель, изнуренный безрезультатным бдением, отекший, с красными глазами, с перьями в волосах, встал перед Микшей и начал бить себя в грудь: «Герр Миксат, помогите!» — «Ладно, реб Мендель, — говорит Микша. — Почистите кафтан и выньте перья из волос. Дело предоставьте мне».

Капкан

Капкан, который смастерил Микша, был слабой копией тех капканов, которые когда-то мастерил его дед на Буковине: мутное и ностальгическое воспоминание. Вне этого контекста то был простой ящик из прочных буковых досок, с крышкой, открывавшейся снаружи, а не изнутри. Для приманки он взял яйцо, о котором было достоверно известно, что в нем уже разлагается, как в гробу, цыпленок кохинхинки. Утром, едва войдя во двор, Микша знал, что животное поймано: вонь доносилась до самых ворот. Однако реб Мендель не показывался из дома. Изнуренный долгим бдением, он отдался во власть сна и судьбы. Микша погладил тяжелой крестьянской рукой последнюю, оставшуюся в живых, окаменевшую от страха курицу реб Менделя и выпустил ее во двор. Потом поднял крышку с зубцами из кривых гвоздей и в тот момент, когда из щели высунулся влажный носик зверька, он отправил его назад сильным ударом кулака. Ловко просунул ржавую проволоку через ноздри хорька, связал ему лапы и повесил на дверной косяк. Вонь ужасная. Сначала он сделал надрез вокруг горла, как пурпурное ожерелье, потом еще два надреза, у основания лап. Вывернув шкурку у шеи, сделал два надреза для пальцев, вроде петель для пуговиц.

Разбуженный жутким визгом зверька или кошмарным сновидением, вдруг появляется реб Мендель. Зажимая нос полой мятого кафтана, с ужасом в покрасневших глазах смотрит на живой кровавый клубок, который корчится на притолоке двери, подвешенный на проволоке.

Вытерев нож о траву, Микша выпрямляется и говорит: «Реб Мендель, я избавил вас от хорьков раз и навсегда». Когда, наконец, реб Мендель смог ответить, голос его звучал хрипло и страшно, как глас пророка: «Сотрите кровь с рук и лица. И будьте прокляты, герр Миксат».

Последствия

Вскоре Микша на своей шкуре испытал, что значит проклятие реб Менделя: во всей Антоновской области мастера требовали у подмастерьев рекомендаций ни от кого иного, а только от реб Менделя. Но при упоминании Микши еврей начинал бормотать на идиш и древнееврейском попеременно, бил себя в грудь и рвал волосы на голове, как будто речь о самом диббуке.^[1] Микшу не хотел брать на работу даже реб Юсеф, худший из всех мастеров вообще, а не только портных. Узнав о проклятии реб Менделя, он уволил Микшу через два дня после найма. Микша в ответ торжественно поклялся, что в один прекрасный день он отомстит за оскорбление, нанесенное талмудистами.

Аймике