Гробница

Они не были коренными жителями Иордании. Азиль Кайед и Юсиф Даад были сыновьями переселенцев. Их родители покинули Палестину в мае 1948 года, когда образовалось Независимое Государство Израиль. Их семьи принадлежали к одному клану и происходили из одной деревни, располагавшейся под Иерусалимом. Попав под влияние антисионистской пропаганды, они безотчетно поверили тем политикам, которые, преследуя личные интересы под маской патриотического пыла, кричали, что сионистские силы вторгнутся в арабские селения, разрушат дома мирных жителей, разорят их тощие поля, вырежут скот, прямо на улице, среди бела дня будут убивать стариков и детей, насиловать женщин, мучить и калечить мужчин, и что бегство за реку Иордан — единственное спасение для арабов, оказавшихся в руках враждебных сил. Они попали в лагерь для эмигрантов в местечке Ин-эс-Султан; это был один из крохотных поселков на Западном Берегу, ютившихся вокруг центрального города Иерихон. Двое парнишек-арабов были ровесниками — они появились на свет с разницей в несколько недель в грязном палаточном городке, где не было даже самых элементарных удобств — электричества, и водопровода, не говоря уже о канализации. Многие сотни арабов-беженцев ютились в этом обширном лагере уже на протяжении долгих месяцев, питаясь только тем, что от случая к случаю привозили грузовые машины из Дамаска и Аммана, и подолгу изнывая от жажды, когда запаздывали автофургоны-цистерны, снабжавшие городок питьевой водой. Палатки из тонкой холстины, которыми снабдил их Международный Красный Крест, имели очень мало общего с теплыми и уютными, надежно защищающими от дождей и песчаных бурь шатрами бедуинов, древних кочевников пустыни, сшитыми из кож и шкур животных — тонкая ткань промокала под проливными дождями, а сильный ветер валил шаткие матерчатые домики на землю. Мальчики росли в условиях, которые вполне можно назвать дикими и нечеловеческими — постель им заменял тонкий матрац, лежащий на голой земле. В перенаселенном, тесном городке, посреди людской толчеи и суеты, не было подходящего уголка, где можно было бы поиграть маленьким детям. Везде громоздились кучи гниющих отбросов. Из открытых сточных канав в воздух поднимался удушливый смрад. Мухи и москиты миллионами слетались на горы нечистот, разлагающихся под жарким солнцем. Тяжелейшие формы дизентерии были самым обычным явлением среди несчастных жителей этого гетто, лишенных самой элементарной медицинской помощи. Холера и брюшной тиф уносили тысячи жизней. После сильных ливней наступала нестерпимая жара — то близкая пустыня веяла на городок своим палящим дыханием. Ветер, дующий из пустыни, не приносил облегчения — наоборот, он высасывал из сухого, горячего воздуха последние остатки влаги. Эти резкие перемены погоды изматывали и ослабляли людей, живущих почти под открытым небом.

Вокруг «муктара» той деревни, откуда многие из них были родом, собралось несколько кланов, как в прежние времена. Но старик ничем не мог облегчить их участь. Его сердце было разбито стыдом за свое трусливое бегство из родных мест и зрелищем людских страданий, которые он ежедневно видел перед собой. Ненавидьте всей душой своею, только и мог сказать он слушавшим его и верящим ему людям, презирайте тех сионистских собак, которые выгнали вас из ваших домов и довели до столь жалкого существования. Завещайте эту ненависть детям вашим, которые должны сполна отомстить евреям за все ваши беды.

От брюшного тифа умерли отец Юсифа, два его старших брата и сестра. То, что маленький мальчик с матерью остались жить, отнюдь не было чудом или внезапным поворотом судьбы — смерть обычно вслепую выбирает свои жертвы. Вдова с сыном теперь перешли под покровительство отца Азиля. Между двумя женщинами, живущими под одной крышей, быстро возникло согласие; ни одна из них не ревновала и не завидовала другой. Воспитанные в строгих магометанских традициях, они знали, что Коран, столь сурово порицающий внебрачные связи и нарушение супружеской верности, призывает божью благодать на головы тех, кто заботится о калеках, душевнобольных, слепцах и вдовах. Мальчики, Азиль и Юсиф, росли в мире и дружбе, еще более сближавшей их, чем кровное родство.