Гробница

Однако Свандова оказался плохим помощником Палузинскому: будучи преданным слугой Государства (а может быть, просто испугавшись ответственности за покровительство преступнику), он выпроводил Януша из своего дома, пригрозив бывшему приятелю, что позвонит в полицию, если он тотчас же не уберется прочь. Беглец начал упрашивать Свандову не прогонять его; он разыграл целое представление перед хозяином дома: заискивал, льстил, умолял, чуть ли не плакал, умоляя помочь ему скрыться от преследования, а сам в это время незаметно доставал из-под пальто короткий железный ломик, который всегда носил с собой. Когда Свандова повернулся к незваному ночному гостю спиной, решительно направившись к телефону, стоящему на краю рабочего стола в кабинете, Палузинский замахнулся и ударил его, целясь в голову. Ломик стукнул Свандову в левый висок, но скользящий удар лишь слегка оглушил бизнесмена; шатаясь, он все же смог добраться до двери кабинета. Одним прыжком Януш оказался возле своей жертвы, нанеся несколько сильных ударов по затылку и по плечам. Умирающий хозяин дома собрал последние силы, чтобы распахнуть дверь и ступить за порог; громко выкрикнув имя своей жены, он тут же опустился на колени, цепляясь непослушными пальцами за дверную ручку, а его вероломный гость продолжал бить ломиком по голове своей беззащитной жертвы. Наконец (Палузинскому показалось, что он уже целую вечность бежит за шатающимся, перепуганным человеком, нанося ему удар за ударом) Свандова упал лицом вниз, и кровь из раны на его разбитой голове хлынула на пол широкого коридора. Жена убитого им бизнесмена выбежала на крик из своей спальни и начала спускаться по лестнице, ведущей на верхний этаж. Он понял, что женщина узнала его, и сначала хотел устранить свидетельницу своего преступления, бросившись к ней с поднятым ломиком; но тут на лестнице за ее спиной показались взрослые сыновья Свандовы, и Палузинский решил, что у него не хватит сил расправиться с целым семейством. Он выскочил из дома и, задыхаясь, изо всех сил побежал прочь по тихой ночной улице.

Он выбрался из города в предрассветном тумане и снова направился на север, проклиная свою злую судьбу и жалея о том, что его угораздило связаться с трусом и дураком Свандовой. Совершив тяжкое преступление, он стремился как можно скорее укрыться в непроходимой лесной чаще, зная, что теперь полиция устроит на него настоящую облаву.

Около трех месяцев он прятался в лесах, изредка осторожно выходя из глухой чащи и приближаясь к фермерским домикам, чтобы попытаться стащить с крестьянских огородов немного плодов и овощей. Бесследно исчезнув с людских глаз в северной глухомани, долгое время проплутав в непролазных болотах и дремучих лесах, он ушел от погони и стал невидимкой, неприметным, плохо одетым путником, бредущим от села к селу по грязным проселкам. Но вслед за промозглой осенью пришла зима, и скудная одежда, которую ему удалось стащить на одной из ферм, надетая под пальто, уже не спасала от пробиравшего до костей холода. Крестьяне собрали последний урожай со своих огородов, и теперь Януш питался мороженой картошкой, свеклой и репой, выкопанными из земли — скудными остатками овощей, которые он мог найти на поле после осенней уборки. Горстка орехов дополняла его скромный обед, да еще порой ему удавалось поймать и убить какого-нибудь зверька. Ударили первые морозы, и день ото дня ему становилось все труднее добывать себе пищу. Снова, как когда-то давно, в концлагере, его начал мучить голод. Порой, тихонько пробравшись ночью во двор крестьянского дома, и стащив все, что попалось под руку (несколько теплых вещей, надетых под пальто, он незаметно снял с веревок, куда хозяйки вешают сушиться выстиранное белье) он мечтал залезть в свинарник и украсть поросенка. Он вспоминал, как много лет назад его отец принес домой маленькую розовую тушку, как он стоял перед очагом, следя за жарящимся на открытом огне мясом и поминутно поворачивая ручку вертела, чтобы оно не подгорело, вспоминал роскошный семейный ужин и вкус сырой свиной печени. Перед рассветом, забываясь чутким сном, он грезил о жареной свинине, и после пробуждения где-нибудь в холодном, занесенном снегом стогу сена или соломы, ему очень долго казалось, что он чувствует слабый, едва различимый аромат жаркого, смешанный с запахом сырой печени...

* * *

Его черствый хлеб покрылся плесенью и запачкался о грязные лохмотья, несколько месяцев служившие ему единственной защитой от холода.

Приземистая фигура Януша казалась пухлой из-за всего, что было надето под пальто; однако эти вещи не спасали горемыку, оставшегося без крова и пищи, от лютого зимнего холода. Он сильно исхудал; и если бы кто-нибудь пригляделся к одинокому скитальцу пристальнее, то ввалившиеся щеки и заострившиеся черты лица выдали бы в бредущем неизвестно куда толстяке человека, умирающего от голода. Вторые сутки он шел по занесенному снегом лесу, прячась в случайно попадавшихся на опушках стогах сена во время коротких передышек, питаясь лишь тем, что мог найти и подобрать по дороге.