— И вот теперь, — продолжала миссис Малит своим трагическим шепотом, — теперь, когда на горизонте замаячил богатый муж, приходит Тоби и продаёт ему эту несчастную тварь. Да она может запросто убить его, если он только попытается сесть на неё, — убьёт, во всяком случае, всякое расположение, которое он испытывает к членам нашей семьи. Что теперь делать? Мы просто не можем попросить его вернуть лошадь; как только у нас появился шанс продать её, мы стали превозносить её до небес и утверждать, что это именно то животное, которое ему нужно.
— А нельзя тайком увести Брока из конюшни и отправить пастись куда-нибудь на ферму за много миль отсюда? — предложил Кловис. — Напишите на воротах конюшни «Право голоса для женщин» и всё сойдёт, как дело рук суфражисток. Никому из тех, кто знает вашу лошадь и в голову не придёт, что вы можете захотеть вернуть её.
— Все газеты графства будут кричать об этом, — сказала миссис Малит. — Только представьте себе заголовок: «Ценный гонтер похищен суфражистками». Полиция станет прочесывать окрестности до тех пор, пока не найдёт его.
— Что ж, тогда Джесси может попробовать вернуть лошадь на том основании, что это её давняя любимица. Она может сказать, что на продажу пошли лишь потому, что в старом договоре аренды в пункте «ремонт» было оговорено, что конюшня должна быть снесена, но в новом договоре снос удалось отложить на пару лет.
— Как-то странно требовать назад только что проданную лошадь, — заметила миссис Малит. — Но что-то надо делать, и делать быстро. Он не умеет обращаться с лошадьми, а я, кажется, сказала ему, что Брог спокоен как ягненок. Но ведь ягнята тоже брыкаются и вертятся словно сумасшедшие, не так ли?
— Что касается спокойствия, темперамент ягнят сильно недооценен, — согласился Кловис…