Читаем Гроб хрустальный. Версия 2.0 полностью

– Ребята! – говорит Лажа. – Вчера трагически погиб наш товарищ, Алеша Чаковский. Он выпал из окна своей квартиры и умер, не приходя в сознание. Сейчас идет следствие, выясняются причины этой трагедии…

Вольфсон старается вытряхнуть из головы стихи Маяковского, но все равно думает: как же оно так случайно совпало, стихи ведь раздавали две недели назад, да и Чак ничего не знал, когда какой доклад, и значит, это тоже – магия.

Глеб вспоминает, как недавно Чак вошел в класс, а все начали стучать карандашами по партам – типа, ты стучи, стучи, тебе Бог простит, а начальнички, Лех, тебе срок скостят, – и Чак выбежал, хлопнув дверью.

Марина думает, что должна бы сейчас заплакать, но не может, и только кружится голова, хоть в обморок падай. Вцепившись изо всех сил в парту, думает: никогда ей больше не назвать член эбонитовой палочкой.

Абрамов сидит, не поднимая глаз. В голове – только одна мысль: знай одноклассники правду, они бы назвали его убийцей.

<p>32</p>

Жена и двое детей; мне еще жить в этой стране. С порога слышу голос Арсена: Мой народ в очередной раз сделал свой выбор. Он отверг коммунизм. Так и есть, но был ли этот выбор свободным? Удивительная способность забывать: всего неделю назад на этой же кухне Луганов рассказывал, какими методами обеспечивался этот свободный выбор – и вот теперь они говорят: мой народ в очередной раз сделал свой выбор.

У нас, похоже, разный народ. Мой народ в очередной раз наебали. Моему народу в очередной раз не дали выбрать. Спрашиваю Арсена:

– Ты, значит, гордишься, что голосовал за коррупцию и геноцид русских?

– Ты что? – искренне возмущается Арсен, – я вообще не голосовал, у меня же израильское гражданство.

Понятно. Сделал, значит, свой выбор. А мне еще жить в этой стране.

Сегодня мы все собрались здесь, сфотографироваться для первого номера – и этот день совпал с моментом объявления итогов выборов. Что, второго тура не будет? спрашивает Глеб Бена, а тот рассказывает, что собирался голосовать против всех, но в последний момент пожалел Явлинского: тот стоял последним по алфавиту. Вроде, человек неплохой, образование высшее, в КПСС не состоял. Ну, я и проголосовал за него, тем более, ему и не светило.

– Явлинский – это отдельное говно, – говорит Арсен. – Помню, в 1993 году, когда макашовцы стволы собирали, идти штурмовать мэрию и Останкино, Явлинский писал в "Независьке": Ельцин, сука, попирает демократию.

Хочется спросить: а как еще назвать то, что происходило в октябре 1993-го? Можно сказать "попирает демократию", можно сказать "переворот", можно сказать "убийство".

– Он не прав. Никакое это не попрание демократии, это как раз и есть демократия в действии, – говорю я, – отключение воды и света с последующим танковым обстрелом. Если так, я предпочитаю старый добрый тоталитаризм.

– Противно было читать, – продолжает Арсен. – К тому же он взял к себе проходимца Паульмана копирайтером.

Проходимец Паульман. Довольно точная характеристика. Интересно, сколько Паульман должен заплатить Арсену, чтобы тот забыл свою чеканную формулировку? И – чует мое сердце, – не пройдет и десяти лет, мы узнаем ответ на этот вопрос. Арсен вместе со своим народом опять-таки сделает выбор.

Иногда мне очень трудно общаться с этими людьми. Мы кончали одни и те же школы, учились в одних и тех же институтах, сейчас мы даже делаем одно и то же дело – но когда я думаю, что они сделали с Россией, я начинаю их ненавидеть. Иногда я думаю: мне было бы не так обидно, если бы они просто украли все, что разбазарили за эти годы. Но нет – мои бывшие одношкольники, социально-близкие люди, последние пять лет показали себя исключительно мастерами таскать каштаны из огня – добровольно, с песней, для других людей. Безоружные идиоты, пошедшие по призыву Гайдара защищать вооруженную танками власть в октябре 1993-го. Самодовольные дураки, проголосовавшие за Ельцина летом 1996-го.

Мы не проиграли выборы. Мы в этих выборах участия не принимали. Мы проиграли войну, непонятно когда начавшуюся, непонятно когда окончившуюся. Война окончена, хорошие парни проиграли. Как шутили в годы моей молодости: Граждане евреи, ваш праздник окончен, улица Архипова снова открыта для автомобильного движения.

А вчера вечером мы к Катиным родителям ходили, продолжает Бен, и ее мама спрашивает, за кого я голосовал. Ну, я рассказываю, как сейчас: хотел против всех, но голосовал за Явлинского, потому что он стоял последним. Рассказал и вышел в туалет, а Катина мама говорит: "Какой он у тебя все же аполитичный! Ведь во втором туре Зюганов будет на последнем месте, так он за него и проголосует!". Круто, правда?

Очень круто, Бен. Чудовищно круто. Я понимаю: из всех нас только у меня одного есть дети. Только мне жить в этой стране. А настоящий борец за демократию давно уже должен обзавестись иностранным паспортом – чтобы всегда была возможность драпать. Сделать, опять-таки, свой выбор.

А может, я не прав. Может, война продолжается, и у нас еще есть шанс на победу. Жалко, я не знаю, как она выглядит, наша победа. И не очень знаю, кто такие мы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Девяностые: Сказка

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Гроб хрустальный
Гроб хрустальный

Июнь 1996 года. Во время праздника в редакции первого русского Интернет-журнала гибнет девушка. Над ее трупом кровью на стене нарисован иероглиф «синобу». Поиск убийцы заставит Юлика Горского глубже окунуться в виртуальный мир Сети, но настоящая разгадка скрыта в далеком прошлом. Вновь, как в «Семи лепестках», ключ к преступлению скрывают детские сказки.«Гроб хрустальный» — второй роман Сергея Кузнецова из детективной трилогии о девяностых, начатой «Семью лепестками». На этот раз на смену наполненной наркотиками рэйв-культуре 1994 года приходит культура Интернета и математических школ. Мышь и монитор заменяют героям романа косяк травы и марку ЛСД.Впервые детективный роман о Сети написан одним из старожилов русского Интернета, человеком, который знает Сеть не понаслышке. Подключись к 1996 году.

Сергей Юрьевич Кузнецов

Современная русская и зарубежная проза
Гроб хрустальный. Версия 2.0
Гроб хрустальный. Версия 2.0

1996 год, зарождение русского Интернета, начало новой эпохи. Президентские выборы, демократы против коммунистов. Из 1984 года возвращается призрак: двенадцать лет он ждал, словно спящая царевна. В хрустальном гробу стыда и ненависти дожидался пробуждения, чтобы отомстить. На глазах бывшего матшкольного мальчика, застрявшего в 80-х, сгущается новый мир 90-х – виртуальность, царство мертвых и живых. Он расследует убийство новой подруги и расшифровывает историю далекой гибели одноклассника. Конечно, он находит убийцу – но лучше бы не находил. "Гроб хрустальный: версия 2.0" – переработанный второй том детективной трилогии "Девяностые: сказка". Как всегда, Сергей Кузнецов рассказывает о малоизвестных страницах недавней российской истории, которые знает лучше других. На этот раз роман об убийстве и Интернете оборачивается трагическим рассказом о любви и мести.

Сергей Юрьевич Кузнецов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги