Гризли (сборник)

Еще севернее, в лесных дебрях и на снежных равнинах Канады, в одной из меховых компаний начал свою карьеру восемнадцатилетний Роберт Майкл Баллантайн (1825–1894), будущий писатель и художник. Он родился и получил образование в Эдинбурге (Шотландия), туда же и вернулся в 1847 году, работал там в издательской фирме. Первая его книга «Гудзонов залив» была во многом автобиографичной. После ряда произведений, посвященных похождениям в Канаде, в 1858 году Баллантайн выпустил свой «Коралловый остров», имевший огромный успех у читателей. Он создал более 80 повестей и романов, не похожих друг на друга; действие в них разворачивается на море и на суше: в Бразилии, Новой Зеландии, Индии… Его имя одно время было настолько популярно в Англии, что его называли соперником Жюля Верна.

«Коралловый остров» относится к литературному жанру «робинзонад» – повестей, получивших такое название по «Робинзону Крузо» Дефо и повествующих об изоляции одного человека или группы людей от цивилизации, об их борьбе за жизнь. Герой «Кораллового острова» Ральф, сын моряка и внук капитана, в 15 лет решает совершить путешествие по южным морям Тихого океана. Корабль терпит крушение, и Ральф вместе с двумя своими юными приятелями оказывается на необитаемом острове. Здесь присутствуют все атрибуты «робинзонады»: заброшенная хижина со скелетом, кровожадные туземцы, жестокие пираты и, конечно, незабываемые описания природы, в том числе подводного мира. Оптимизм, храбрость, трудолюбие, крепкая дружба помогают подросткам преодолевать трудности…

* * *

И сегодня, в начале XXI века, когда в массовой литературе правят бал детективы и фантастика, приятно посидеть вечерком с книгой, рассказывающей о героях и авантюристах былых времен, проследить с замиранием сердца, как в детстве, за их удивительными приключениями, окунуться в тот наполненный светом мир, когда жизнь виделась полной романтических тайн, когда добро и зло различались очень легко и когда добро обязательно побеждало…

Наталия Дорохина

Дж. Кервуд

Охотники на волков

Глава I Бой в лиственницах

Суровая зима раскинула свой первый покров над Великой Канадской Пустыней. Красный шар луны всходил, освещая слабым светом безмолвную белую ширь. Ни один звук не нарушил ее унылого покоя. Дневная жизнь замерла, и не настал еще час, когда пробуждаются голоса блуждающих во тьме жителей ночи.

На переднем плане при блеске луны и рассеянном свете миллионов звезд поднимались амфитеатром массивы скал, у подножия которых спало замерзшее озеро. На склоне горы высился сосновый лес, черный и зловещий.

Несколько ниже лиственницы, наполовину согнувшиеся под тяжестью придавившего их снега и льда, стеной окаймляли озеро, окутывая его непроницаемым мраком. Со стороны, противоположной горе, соснам и лиственницам, скалистый амфитеатр переходил в безбрежную белую равнину, совершенно открытую и лишенную деревьев.

Огромная белая сова вынырнула из темноты, широко взмахнув крыльями. Потом она испустила хриплый и заунывный крик, который, казалось, возвещал, что близится наступление таинственного часа властителей ночи.

Снег, в изобилии падавший в течение целого дня, теперь перестал. Ни малейшего дуновения ветерка не чувствовалось в воздухе, и хлопья снега, уцепившись за самые тоненькие веточки, так и остались висеть на деревьях. Хотя ветра и не было, но мороз был суровый. Человек, простоявший неподвижно в течение часа, должен был замерзнуть.

Вдруг молчание нарушилось. Раздался крик, громкий и печальный, как невыразимая жалоба, жалоба нечеловеческая. Если бы она донеслась до ушей человека, то заставила бы кровь быстрее биться в его жилах и пальцы судорожно сжать приклад ружья.

Крик исходил из белой равнины и отдавался в ночи. Наконец он замер, и молчание, последовавшее за ним, показалось еще более глубоким. Белая сова, как большой снежный ком, молча пронеслась, быстро взмахивая крыльями, над замерзшим озером.

Потом, спустя несколько минут, жалобный крик возобновился, но уже слабее.

Человек, привыкший к Великой Белой Пустыне, напрягая слух и всматриваясь в темноту, не колеблясь признал бы в нем дикий вопль боли и агонии раненого и наполовину сраженного зверя.

В самом деле, в лунном сиянии медленно приближался великолепный лось-самец с той осторожностью, которая свойственна животным, измученным долгими часами травли. Его гордая голова, склонявшаяся под тяжестью массивных рогов, оборачивалась в сторону лиственного леса, расположенного на другом берегу озера. Животное втягивало воздух, его ноздри расширялись. Оно оставляло за собой следы крови. Раненное насмерть, оно с трудом тащилось по мокрому снегу, который покрывал лед, по-видимому, надеясь найти под сенью деревьев свое последнее пристанище.

Когда лось уже почти достиг своей цели, он вдруг остановился, закинул голову назад и, подняв кверху морду, насторожил свои длинные уши. Это обычная поза лосей, когда они прислушиваются. А слух их так тонок, что они различают на расстоянии мили всплески воды, встревоженной игрой речных форелей.