Грюнвальдская битва

Крестоносцы, обложившие осадой замок Тухолю, узнали, что лишь немногочисленное королевское войско пришло на охрану города Коронова и что к тому же город лишен каких бы то ни было укреплений. Между тем крестоносцы собрали сильное и многочисленное войско из всех наемных рыцарей, в числе которых был главный начальник Михаэль Кухмейстер, фогт Новой марки, и много рыцарей из придворных венгерского короля Сигизмунда, которые в значительном числе явились на помощь крестоносцам. Получив от крестоносцев достаточно хорошее содержание и побуждаемые венгерским королем Сигизмундом, они выступили походом для нападения на поляков. Они рассчитывали также получить верную добычу и одержать победу, соображая, что их множество, а врагов мало. Итак, в пятницу, в день святого Гереона (10/X), королевское войско узнает, что против него идет враг с большими силами; Томаша Шелигу из Вжесни, герба Роза, серадзского подкомория, и Миколая Дембицкого, герба Грифов, посылают разведать численность и силы врага. Продвинувшись неблагоразумно далее, чем было нужно, и задержавшись в какой-то топкой трясине, эти рыцари попадают в плен к преследовавшим их врагам; их тотчас же подвергают тщательному допросу, каково королевское войско в городе Коронове и сколько его? Рыцари хитро выдумали, что там находятся расстроенные отряды, неопытные, которых легко победить, если решительно на них напасть. В уверенности, что они сказали правду, враги весьма поспешно направляются к Коронову, где, подойдя вплотную, все слезают с коней, чтобы ворваться в город в пешем строю. Королевские же рыцари, заметив появление врагов, бросили начатый обед, и, подняв тревогу, все собираются в монастырь, расположенный под горой у вод реки Брды; затем, стремительно облачившись в доспехи, выбираются тайными и неизвестными врагам выходами, чтобы вступить в бой тесным строем. В сильном испуге от их появления враги быстро снова садятся на коней и уходят назад насколько могут поспешно, пока их не захватили поляки; причем обратный путь на расстоянии целой мили они проделали так искусно и хитро, что королевский отряд, находясь далеко от города Коронова, не мог бы получить поддержки от пеших рыцарей из города в случае необходимости. Однако при этом отступлении стрелки из королевского войска осыпают врагов множеством стрел, теснят, ранят и, налетая на вражеское войско, частыми нападениями повергают многих из них; если же враги пытались обрушиться на стрелков, то последние, вернувшись под защиту своих клиньев, сводили вражеский натиск на нет и опять теснили их новыми нападениями. Такого рода предварительные схватки между вражескими и королевскими войсками разыгрывались на протяжении целой мили. Когда же врагам надоело отступать далее, они заняли холм, возвышавшийся над другими, близ селения Короновского монастыря, под названием Лонцко; и стали, готовые к бою, ждать там приближения королевского войска, полагая, что благодаря выгодному местоположению они получат наилучшие условия для победы. Но королевское войско, не желая сражаться с врагом в невыгодных для себя условиях местности, уклоняется от прямого пути и отходит к более отлогой стороне холма. В обоих войсках силы по числу и качеству людей и по опыту в военном деле были, по-видимому, таковы, что с ними надо было считаться, и они с величайшим мужеством шли в бой. Однако, прежде чем войска сошлись, Конрад Немпч, силезец, рыцарь венгерского короля Сигизмунда, выступил из строя, вызывая охотника на поединок, и был побежден, повержен и сброшен с коня Яном Щицким, польским рыцарем герба Долива, который принял на себя эту честь; он показал этим, в какую сторону обратится счастье того и другого войска. После этого войска сходятся, подняв с той и другой стороны громкий крик; обе стороны мужественно встречают и отражают натиск, сражаясь с величайшей храбростью. Обе стороны бились с равным пылом и с равным ожесточением несколько часов, так что довольно долго исход сражения был сомнителен; борьба отрядов становилась равной благодаря качеству людей, равных вооружением, стойкостью и подготовкой; ведь каждый на своем месте, тесня противника, сражался без передышки. И так как между ними кипел ожесточеннейший бой и ни та, ни другая сторона не поддавалась и не отступала, то все настолько устали от великих усилий в борьбе, что как бы по уговору в битве наступает перерыв. И вот в обоих отрядах раздаются крики о приостановке ненадолго сражения. Оба войска принимают это, и ряды расходятся; они отдыхают, переводя дух, отирая пот, и рассказывают друг другу о некоторых деяниях и рыцарских подвигах, как будто связанные общением и дружбой. После отдыха и некоторого перерыва перемирие прекращается, и оба строя снова сходятся; с обеих сторон держится тот же пыл, что и раньше, и много людей у тех и у других падает или попадает в плен. Когда усталость опять овладевает противниками, а судьба все еще не обнаруживает, на чью сторону падет перевес, снова в обоих войсках стали просить о возобновлении перемирия. Перемирие принимают, войска расходятся, и сильнейшие воители предаются новому покою, отирают пот с себя и с коней, перевязывают раны, отдыхают, беседуют между собой, обменивают пленных, возвращают друг другу захваченных той или другой стороной коней; для опознания последних можно было подходить к вражескому войску. Из обоих отрядов посылают друг другу вино для утоления жажды и увозят с места боя сброшенных в сражении с коней и тяжелораненых, которые были не в силах подняться и могли быть растоптаны; так что не знающему дела они могли показаться не враждебными, а самыми дружественными войсками. После этого, прекратив отдых и перерыв, они в третий раз вступают в сражение с безмерным мужеством. Память не сохранила сведений ни о каком другом более яростном сражении между двумя славнейшими войсками, где, по нашим сведениям, сошлись бы столь опытные и заслуженные рыцари и с величайшим напряжением сил добивались бы победы, пока не были ранены или взяты в плен. Вплоть до третьего столкновения борьба между ними шла с переменным успехом, и ход битвы был одинаков для обеих сторон. Но вот королевский рыцарь Ян Нашан из Островиц, герба Топор, ниспровергает с коня вражеского начальника и, отняв вражеское знамя, свертывает его и приторачивает к седлу; тотчас же польское войско стало брать верх, а вражеское, охваченное страхом, с потерей знамени начинает уступать. Тут польские рыцари, решительнее ринувшись на устрашенных и помышляющих уже о бегстве врагов, теснят их в тяжкой сече; когда же все вражеские части показали тыл, поляки одолевают вражеское войско, в котором с божьей помощью страх взял верх над стыдом, и одерживают полную победу над врагом, повергнув, убив, взяв в плен или обратив его в бегство. Ибо враг под усиливающимся натиском поляков подался назад, а затем показал тыл. А так как победители продолжали теснить бегущих и преследовали на сколько было сил преследовать, а руки были способны разить, то было убито восемь тысяч врагов. Без сомнения, если бы возможно было продлить на некоторое время день, то редко какое-либо сражение блистало бы более славной красой; но наступившая ночь укрыла бегущих, помешав захватить их в плен полностью. Враги были рассеяны, обращены в бегство или перебиты; везде на полях слышалось погребальное пение победителей. Это сражение и победа из-за решительного упорства, проявленного с обеих сторон, считались среди опытных в военном деле людей более замечательными, более славными и великолепными, чем великая битва под Грюнвальдом в том же году в день рассеяния апостолов (15/VII). Ведь это сражение было более ожесточенным, учитывая число сражавшихся; настолько оба отряда упорно стремились к победе; сердца тех и других были полны одинаковой решимости умереть, встретив смерть лучше в бою, чем в бегстве. И это мнение вполне основательно, ибо на стороне тех и других были знаменитейшие рыцари, испытанные во многих сражениях, сильные телом и крепкие духом; трудно было бы найти в каком-либо другом сражении равных им доблестью, настолько все они горели решимостью биться до последней крайности. Оба войска сражались каждое под одной хоругвью. Что касается королевского войска, то оно имело на знамени двойной пурпурный крест, вышитый на белом шелке; носителем знамени был Петр Ритерский, рыцарь герба Топор. Орденское же войско имело на своем знамени белое и красное поля, соприкасающиеся из угла в угол; знаменосцем его был Генрих, родом франконец, взятый в плен во время бегства, за что впоследствии его много раз попрекали соратники; он считался бы опозоренным, если бы от этого укора не получил оправдания королевским письмом, за которым лично явился к королю. Редко на памяти нашего века, даже между католиками и варварами, происходило столь славное сражение, где бы с таким мужеством и стойкостью бойцы обеих сторон боролись за победу. И хотя упомянутая короновская победа на деле была меньше, чем грюнвальдская, но по степени опасности, которой подвергались бойцы, по пылу и упорству сражения ее следует предпочесть даже грюнвальдским лаврам.