Грюнвальдская битва

После этого в королевском стане распространился возникший по ложному представлению слух, будто венгерский король Сигизмунд с большими войсками и силами вторгся в пределы королевства Польского, истребляя все грабежами и пожарами. Этот слух сломил мужество королевского войска, и оно стало проявлять склонность к возвращению; и среди вельмож было немало таких, которые настойчиво советовали отступить. Сильно пораженные этим новым обстоятельством и слухами о нем, рыцари и горожане Пруссии, в необыкновенном рвении и любви к Владиславу, польскому королю, приходят лично к нему и убеждают его светлость ни за что не прерывать осады Мариенбургского замка, так как, говорят они, продолжая осаду и овладев замком (что, должно надеяться, произойдет скоро), король впервые вкусит плоды своей победы; если же он не овладеет замком, то потеряет их, так как все замки и города, признавшие его власть, снова возвратятся в подчинение крестоносцам и Ордену. Когда же король Владислав стал ссылаться на недостаток денег, из-за чего наемные рыцари стали ему в тягость, и он заявил о намерении вернуться в Польшу для сбора денег, то прусские рыцари и горожане дали ему, без сомнения, здравый совет: именно обложить все прусские города побором; тогда у него будет достаточно денег не только на расплату с наемниками, но и для войны и продолжения осады. Однако король, чтобы в самом начале своего правления не обидеть прусские города, верность и преданность которых была еще шаткой, и не нарушить их прав и тем не побудить их к отпадению, предпочел воздержаться от обложения их побором. Ему внушали также и другой, столь же отличный совет: пожаловать замки и города в Пруссии и в землях Кульмской и Померанской, которые предались его светлости, наемным рыцарям; последние со своей стороны заявили, что охотно примут этот дар взамен жалованья, которое им причитается, и во всяком случае будут упорно продолжать осаду Мариенбургского замка. Однако король не счел заслуживающим одобрения и этот, хотя и весьма здравый совет, из опасения, что наемники будут в тягость прусским горожанам и поселянам или станут грабить их имущество, или же, подкупленные деньгами, начнут сговариваться с врагами о возврате им городов и замков. Таким образом, Владислав, король польский, в заботе о чужих тяготах был вынужден впоследствии испытать на себе самом и на своих людях еще большие трудности. Из всех же королевских советников никто с таким упорством не настаивал, многократно и ясно высказывая свое мнение, на продолжении осады Мариенбургского замка, пока последний не удастся взять приступом или заставить сдаться, как Миколай, подканцлер Польского королевства; Миколай утверждал, что в случае снятия осады тотчас же наступит много тяжких и горьких невзгод и ударов для короля и королевства; не довольствуясь одними советами и настояниями, подканцлер сопровождал их слезами и вздохами. Напротив, никто из всех вельмож с большей горячностью и усердием не убеждал снять осаду и возвратиться по домам, как Енджей из Тенчина, войницкий каштелян; он и склонил в пользу своего мнения большинство рыцарей и знати, будучи увлечен любовью к Анне из Красника, дочери подскарбия Польского королевства Дмитрия,[334] которую страстно любил.

ОСАДА МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА СНИМАЕТСЯ.