Грюнвальдская битва

В среду, девятого июля, выступив из селения Бендзино, войска Владислава, короля Польши, и Александра, великого князя Литвы, под их счастливым водительством и руководством достигли вражеских земель и с божией помощью, пройдя две мили бором, прибыли на ровное место какого-то поля, раскинувшегося далеко во все стороны; здесь впервые были раскрыты и развернуты с редкостным и особенным всеобщим благоговением и сосредоточенностью воинские знамена, числом восемьдесят два,[197] как собственно королевские и Александра, великого князя Литвы, так и князей Мазовии Земовита и Януша и вельмож Польши. Король Польши Владислав, взяв большое знамя, на котором весьма искусно был выткан белый с распростертыми крыльями и раскрытым клювом, увенчанный короной орел, являющийся гербом всего королевства Польского, со слезами на глазах произнес, развертывая его, такую молитву: «Ты, всемилостивейший боже, которому ведомы тайны всех сердец прежде, чем их замышляют, ты видишь с небес, что я начал настоящую войну, которую и веду, будучи вынужден к ней и полагаясь на помощь имени твоего и сына твоего Христа. Ибо всеми возможными стараниями, жертвами и ухищрениями я жаждал сохранить мир со всеми католиками, и в особенности с крестоносцами, хотя за их вину и за подлый и незаконный захват земель моего королевства я был на них сильно разгневан; но так как они презрели мои законные и справедливые условия, то я полагаю, что добьюсь мира от этих гордых и высокомерных сердец только оружием и железом. Итак, во имя твое, в защиту справедливости и народа моего развертываю я эту хоругвь. Ты, всеблагий боже, будь мне и народу моему милостивым защитником и помощником и не с моей руки взыскивай за пролитую кровь католическую и за ту, которая еще будет пролита, но с рук врагов моих, которые возбудили, подняли войну и питают ее». Эту молитву, излитую с такой набожностью и смирением, король произнес настолько громко, что стоящее кругом множество рыцарей могло ее слышать, и она исторгла слезы у большой части войска: можно было видеть, что большинство предалось рыданиям и плачу. Подобную же набожность проявили и великий князь Литвы Александр, и князья Мазовии, и польские вельможи, развертывая свои знамена. Когда знамена были распущены и развернуты, все войско громко запело отчий гимн «Богородица».[198] Все чехи и моравы, считавшиеся опытными в военном деле, отказывались взять на себя руководство и распоряжение королевским и княжескими войсками, ввиду их многочисленности, и исполнять должность военачальника из опасения, чтобы на их голову не пала ответственность за неудачный исход начальствования. Тогда руководство и распоряжение ими было поручено краковскому мечнику Зиндраму из Машковиц, знатному вельможе из рода, гербом которого было изображение солнца, человеку хотя и небольшого роста, но деятельному и воодушевленному. Ибо никто из чехов и моравов, служивших у короля, не почитал себя подходящим распоряжаться и начальствовать над таким большим войском. Итак, распустив знамена на упомянутой равнине, король Владислав двинулся вперед и в тот же день разбил лагерь между двух озер (из них одно называется Тщино, а другое — Хелст), около города Лютерберга, уже разграбленного и сожженного его войском. В тот же день произошел новый и неслыханный случай: видя, что литовцы и татары грабят безчинствуя церкви и совершают варварские насилия над женщинами и девушками, а при ограблении одной из церквей выбросили из алтаря святые дары на потеху и посрамление, вельможи и рыцари Польши с сильной болью в сердце и опасаясь, что из-за таких гнусностей и сами они и все войско понесут кару справедливым божьим судом, приходят с повторной жалобой к Владиславу, королю Польши, и Александру, великому князю Литвы; они рассказывают о варварских жестокостях, заявляя, что никоим образом не потерпят их; и если таковые не будут пресечены и наказаны должной карой, они не станут под знамена в строй, пока не последует должное возмездие. Разгоряченный их криками и резкими нападками, король Владислав велел произвести строжайший розыск грабителей церквей и осквернителей святейших даров. Когда же ему были представлены двое литовцев, наиболее виновных, то, по велению великого князя литовского Александра, их заставили самих себя повесить. Исполняя веление князя Александра, они сначала ставят виселицу, сколоченную собственными руками; затем без всякого понуждения всходят на нее и, наконец, сами накидывают себе на шею петлю; при этом один понукает другого, который, казалось ему, слишком медлит, скорее выполнить приказание, пока гнев князя не воспламенился сильнее. Все войско видело это, и такой страх напал после этого на всех, что никто уже не дерзал совершать насилия в церквах и простирать хищную руку к церковной утвари. Ибо как и во всякое время, так в особенности тогда, когда предстоит война, не подобает участвовать в беззаконных деяниях; и следует не только от больших и отвратительных преступлений с большой тщательностью очиститься и отвратиться, но даже и от малейших проступков, чтобы божественное величество, умилостивленное справедливыми и праведными деяниями, щедро даровало счастливый исход и желанную победу.