Гринвичский меридиан

— Видать, такая доля у русской бабы, чего уж тут? Хоть сто лет пройдет, хоть двести… Ничего не меняется, — прогудела моя соседка. Меня пугали набрякшие у нее под глазами мешки.

— А у них старухи в шляпках ходят, — вспомнила самая молодая и громкоголосая из них. Брови у нее были округлыми и черными, как у красавиц на лубочных картинках, а взгляд немного сумасшедшим. Я старалась не встречаться с ней глазами.

— Я тоже по телевизору видала! Такие беленькие все… Сидят себе в каком-нибудь кафетерии, чаек попивают.

— И старики все в бежевых штанах! Мой бы такие сроду не надел.

В очередной раз наполнив стопки, хозяйка в сердцах бросила:

— А у меня и шляпки-то в жизни не было! Вечно в платке да в платке… Так жизнь и прошла.

В это трудно было поверить, но Пол чувствовал себя своим среди этих русских бабушек. Он внимательно выслушивал каждую, и даже мне было понятно, что в сочувствии, которым наполнялись его светлые глаза, не было никакой фальши. Я следила за ним, особенно не скрываясь, а сама думала с неприятным для себя страхом: "Вот и все. Это и есть — мой капитан Грэй. И нечего больше ждать".

Глава 20

Мы лежали с Полом на скошенной траве, пытаясь прийти в себя после местного хлебосольства. Пол весь так и светился — наконец-то он обнаружил ту Россию, которую искал. Радушную и открытую, жизнерадостную и замученную, искреннюю и терпеливую. Подвыпив, "пожилые леди" еще и частушки ему спели, притопывая, а когда вернулись к столу, Пол неожиданно прочитал им Китса. И до сих пор не мог успокоиться: "Ты видела? Они плакали!" Я хотела сказать, что это самогонка плакала, но решила, что скорее всего несправедлива к ним. Глядя на Пола, они оплакивали свои девичьи мечты о заезжем добром молодце, который вырвет из тоскливого ожидания и увезет на горячем коне в невиданный цветущий край. А я смотрела на них и видела, что такие мечты не сбываются.

Одна из частушек, пропетая хозяйкой дома, почему-то особенно заинтересовала Пола. Он попросил повторить, и Вера охотно продекламировала:

Ой ты, доля, моя доля,
Горемычная моя.
Не сама с дружком рассталась,
Мать-земля нас развела.

— Что это значит? — от напряжения его лоб покрылся "галочками". — Почему земля развела? Он уехал?

— Это о смерти, — пояснила я. — Он умер.

Пол издал свое: "О!" и надолго задумался.

На прощание каждая из старушек облобызала и меня, и Пола.

Все в голос желали нам счастья и "чтоб семеро по лавкам!" А Пол, будто захмелевший от их поцелуев, все обнимал меня и кричал, как хвастливый русский мужик: "Это моя жена! Смотрите, какая у меня жена!" А потом увлек в поле и зацеловал до того, что я чуть не задохнулась.

От обилия впечатлений, непомерно сытного обеда и травяного духа, который густо колыхался в лучах такого же уставшего, как мы, солнца, Пола сморило, и он уснул, горячо дыша мне в плечо. Я старалась не шевелиться и смотрела на облака. Но мне было лень выискивать в них образы. От синевы резало глаза и выступали слезы.

— Вот ты уже и плачешь, а ведь еще и замуж не вышла…

Я подскочила, едва не задев Пола. Режиссер сидел, раскинув длинные ноги и навалившись спиной на медового цвета стог. Соломины топорщились, как иглы рыжего ежа, спрятавшегося внутри. На Режиссере, как всегда, были темные очки, а на лицо падала густая тень, хотя он сидел против солнца. Каштановые волны волос задорно искрились, Режиссер улыбался, отгоняя мух, и, казалось, олицетворял собой Беззаботность. Рубашка на нем была голубая и такая же блестящая, как небо.

— Что тебе надо? — дерзко спросила я. Но, посмотрев на спящего Пола, понизила голос. — Я надеялась, что ты отстал от меня.

— Да что ты! — беспечно воскликнул он. — Наш фильм еще не закончен.

— Я больше не буду у тебя сниматься.

Режиссер разочарованно протянул:

— Почему?

— Да как же ты можешь спрашивать?! Есть в тебе хоть что-то человеческое? Ты же едва не сделал меня наркоманкой!

— А, это… Тебе же было так весело!

— Я не хочу такого веселья.

— Ты хочешь тридцать лет серых будней со старым, толстым мужем?

Я с ужасом взглянула на Пола, но он не проснулся. Режиссеру я холодно сказала:

— Он не старый и не толстый. Если ты не уберешься отсюда, я разбужу его, тогда посмотрим…

"А справится ли с ним Пол? — усомнилась я, но не подала вида. — Все-таки Режиссер лет на двадцать моложе…"

Но он подумал не об этом.

— Твой друг не проснется.

— Как это — не проснется?! — похолодела я.

— Пока я здесь, он не проснется.

— Ты что, гипнотизируешь его?

— Можешь считать и так. Ты идешь? Я не могу так долго ждать.

Я совсем растерялась:

— Так ты снимаешь где-то рядом?

— Да прямо здесь! — легко отозвался он.

— А как же Пол?

— Хочешь, он будет спать до твоего возвращения?

— Ну хорошо… Ой нет! Я не знаю…

Режиссер благодушно сказал:

— Пусть поспит. Он устал за эти дни. Сон пойдет ему на пользу.

— Что это ты так заботишься о нем?

Не ответив, он поднялся, как обычно, без малейших усилий, словно в нем и веса-то не было, и взял меня за руку.