Гринвич-парк

Часы растягиваются в дни. Смотришь в окна, наблюдая, как ползут по дороге машины. Пьешь горячие напитки из автоматов, что стоят в вестибюле; с закрытыми глазами можешь набрать комбинацию кнопок, чтобы купить нечто похожее на кофе. Тебе постоянно звонят из редакции с одним неизменным вопросом: когда? Начинаешь бояться этих звонков, приберегаешь для начальства любые крохи информации, выдавая их за важные сведения. Чей адвокат в хорошем настроении, чей — подавлен. Возникли ли у присяжных вопросы и что это может означать? Проголосовали ли они? Каков состав присяжных — сколько среди них молодых и старых, мужчин и женщин, белых и чернокожих? Что это может сулить? Мы, репортеры, преподносим эти мелочи как глубокие умозаключения, пытаемся создать впечатление, что мы не зря здесь сидим, хотя сдаем лишь статейки общего характера. На самом деле никто ничего не знает. Вообще ничего.

В конечном итоге на вынесение вердикта уходит больше недели. Парней этих признали виновными. На галерее для публики их родные и близкие, в футболках с принтами, ахают в ужасе. Подружка одного из подсудимых опускает голову в ладони. Миленькая сестренка другого разражается криками «Нет! Нет!». Судья делает предупреждение. На лицах парней застыло потрясение. Один роняет голову на колени, второй, всплеснув руками, смотрит на своего адвоката, словно требуя ответа. Адвокаты одной команды вертятся на стульях, с улыбкой пожимая руки своим помощникам, кивая клиентке. Адвокаты второй стороны тяжело вздыхают, надевают очки, приосаниваются, готовясь к вопросам об апелляции и судебной волоките, что может растянуться на годы.

Репортеры по обе стороны от меня, вставшие со своих мест перед оглашением вердикта, возятся с телефонами. Каждый стремится первым сообщить об исходе разбирательства в свой отдел новостей. В конце зала старший инспектор Картер возводит глаза к потолку и, смежив веки, протяжно выдыхает. За перегородкой рыдает пострадавшая, согнувшись в три погибели.

Начальник полиции шеф-констебль Бэннон уже ждет на улице с заранее заготовленной речью. Стоит перед телекамерами во всем великолепии своей безупречно отглаженной формы. Виски подстрижены, под мышкой — полицейский головной убор. Во всем его облике — налет театральности. Обвинительный вердикт по резонансному делу об изнасиловании — особенно если учесть возмущение общественности по поводу того, что расследование подобных преступлений обычно не доводилось до суда, — это большая и столь необходимая победа для полицейского управления и уголовного суда. Совершенно очевидно, что высшие чины намерены на всю катушку пропиарить себя в прессе.

— Мне хотелось бы воздать должное мужеству пострадавшей, — вещает шеф-констебль Бэннон в протянутые к нему микрофоны. — Молодая женщина проявила поразительную стойкость и несгибаемость в очень сложных обстоятельствах. Я искренне надеюсь, что вердикт о виновности подведет черту под ее мучительными испытаниями и она сумеет заново отстроить свою жизнь, надломленную этими событиями.

У меня уже имеется текст его официального заявления для печати — пресс-релиз с заголовком «В СЛУЧАЕ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ПРИГОВОРА». Слушать эту речь в живом исполнении нет необходимости. Я отделяюсь от толпы журналистов, сажусь в свой автомобиль, вбиваю в навигатор индекс гостиницы, где я договорилась встретиться со старшим инспектором Картером и Эмили, той самой девушкой, что стала жертвой преступления, расследование которого вылилось в самый скандальный судебный процесс года.

Эмили для поддержки привела свою сестру. Они сидят вместе на диване в заказанном мною номере отеля с видом на парк Паркерс-Пис. Между нами на столике — напитки и пирожные, которые я торопливо выставила в качестве угощения. К ним никто не притрагивается.

Во время интервью старший инспектор Картер сидит поодаль со стаканом кофе в руках, который он принес с собой. Он бросает на меня суровые взгляды, пока я вожусь с диктофоном, наливаю в бокалы воду. Как оказалось, зря он волновался. Эмили спокойна и отважна. На фотографа она не обращает внимания, и он принимается за работу. Открыто глядя мне в лицо, она с полнейшим самообладанием отвечает на все мои вопросы. Я отмечаю, что спину она держит прямо, бесстрашно встречает мой взгляд. И впервые понимаю, сколь могучая сила — справедливое правосудие, как радикально оно преображает человека, которому поверили.

К тому времени, когда интервью окончено, на улице уже смеркается, идет мелкий дождь. Мокрая брусчатка блестит в темноте. Вдалеке сверкают фары автомобилей. Инспектор Картер держит зонт над Эмили и ее сестрой, пока я ловлю такси и наличкой расплачиваюсь с водителем.

— Спасибо, — благодарю я ее. Она кивает. — Не забудьте прислать мне статью на утверждение, как обещали.

— Не забуду.

И тогда, впервые за время нашего знакомства, она улыбается.

— И вам спасибо.