Grim Reaper (СИ)

В итоге было решено не задерживаться, а сниматься с лагеря и двигаться на запад. Следы фургона можно было пытаться найти и без индейца, кроме того через горы в округе вел единственный проход. Уже следующим утром кавалькада двинулась дальше в горы, оставив на стоянке весь лишний груз. Догнать караван нужно было как можно быстрее. Когда следы лагеря скрылись за отрогами скал, Корнелиус подумал «Мы тоже быстро снялись и уходим, все бросив, точно так же как и вирджинцы. Странно. Правда, мы хоть ни от каких призраков не отстреливались». Воспоминания о перевале остались у ван-Вейдена крайне малоприятные. Было жутко холодно, почти над головами на пиках лежал снег, а копыта лошадей сталкивали по склонам небольшие камнепады. Постоянно дул сильный ветер. Даже не верится, что южане смогли протащить по этим ущельям фургон с грузом. Однако отпечатки колес упорно попадались на отдельных мягких участках почвы, указывая на то, что виргинцы идут перед ними. Однообразные сутки тянулись друг за другом, и одним ясным холодным утром Корнелиус вдруг с ужасом осознал, что сбился со счета дней и понятия не имеет ни какое сегодня число, ни даже какой день недели… Однако перевал остался позади, и перед ними лежала сухая пустынная равнина. Это не была ровная как стол прерия, оставшаяся к западу от гор, здесь ровные поверхности, поросшие редким колючим кустарником, чередовались с глубокими каньонами, между самым невероятным образом изрезанных скал которых заунывно свистел осенний ветер. Где-то вдали зеленой змеей извивалась речная долина. И над всем этим возвышались безупречно белые шапки горных пиков. На здешней каменистой почве следы фургона больше не были заметны. Отряд стал лагерем в небольшом ущелье. Все ждали от Зильбера какого-то решения, но тот хранил молчание. Прошло два дня. Утро третьего Корнелиус встречал на берегу ручейка с бритвой в руках. Щетина на подбородке начинала приобретать угрожающие размеры, но бритье на холодном ветру и тупым лезвием было настолько сомнительным удовольствием, что он всерьез рассматривал возможность отпустить бороду. Тем более многие из солдат уже приняли подобное решение, отчего отряд начинал все больше напоминать банду беглых каторжников, нежели армейское подразделение. Впечатление еще больше усиливало всеобщее стремление надеть на себя одновременно все теплые вещи, которые можно было найти в солдатских седельных сумках. Первое время Зильбер пытался бороться с этим явлением, но последние несколько дней все чаще не замечал, либо делал вид, что не замечает катастрофически неуставной внешний вид подчиненных. Словно в ответ на воспоминание о вахмистре со стороны лагеря донесся его голос.

— Это что такое? Я спрашиваю это что? Ты где это взял?!! Решение в пользу смены имиджа было принято. Борода одержала решительную победу, и Корнелиус двинулся в лагерь, на ходу убирая бритву.

Вахмистр стоял у костра и держал в руках фляжку. Это была фляжка рядового Витта, остзеец предпочитал привезенную с собой из Европы, стандартной армейской. Сам Витт стоял перед Зильбером навытяжку всем видом выражая молодцеватость, и полное отсутствие способности к осмысленным рассуждениям, столь любимые многими представителями армейского начальства в своих подчиненных. Остальные солдаты собрались в кружок и с явным любопытством наблюдали за происходящим. Многие для тепла накинули на плечи запасные попоны или одеяла, что напомнило Корнелиусу картины индейского лагеря, виденного как-то недалеко от Шайенна… Зильбер принюхивался к фляжке, причем выражение его лица было таким, что Корнелиусу стало не по себе. Раньше он за вахмистром подобного не замечал.

— Последний раз спрашиваю, — просипел тот, подчеркивая каждое слово — где… ты… это… взял? Витт решил, что лучше сказать.

— Там. Achteran. Сзади. Под горой. Lьtte Нььsken. Домик вдовы. Ее зовут Катерина Дейли. Она сама делает… Betere. Wunnerbaar! — остзеец периодически сбивался на родное наречие. Корнелиус отчетливо почувствовал характерный запах…