Григорий Шелихов

— О чем плакала, Катерина? — подходя к пяльцам и будто желая разглядеть узор, с напускной строгостью спросил отец и поднял пятерней за подбородок сморщившееся в испуганной гримасе лицо дочери. — Неужто опять кошка наша нашкодила — котят принесла да потеряла? А я… гм… я думал ее с приплодом в Америку забрать, как переезжать будем… Там кошки вот как надобны. Баранов пишет, житья там нет от мышей и крыс! — говорил он, придумав тонкий и обнадеживающий, как ему казалось, намек на свадьбу с пушечной пальбой. — А я Ираклия ищу не сыщу в целом доме… Не знаешь ли, где он хоронится? Ну, чего, чего ты? — привлек он к себе дочь, заметив навернувшиеся в ее глазах слезы. — Все-то вы, девки, обидел вас господь, на мокром месте стоите… Отвечай, коли спрашиваю!

— Батюшка… не гневайся на него, батюшка! — чуть слышно проговорила совершенно растерявшаяся Катенька. — Он… он ума решился, день и ночь листы рисует, на полу разложивши… «Кончу урок, говорит, сдам хозяину — тебе, батюшка, — и в скит уйду, нет мне жизни…» А я… я тогда тоже в монастыре затворюсь и… маменька сказала, б-б… благословит меня на это…

Рыдая, Катенька в изнеможении опустилась к ногам отца. Работные девушки, чуткие к горю и беде ласковой и дружной с ними хозяйской дочери, одна за другой тоненько заголосили.

— Тьфу, пропасть! — бурчал, растерянно оглядываясь по сторонам, Шелихов. — Развели сырость и эти… С Порумбы, вот с кого пример берите! — кивнул он на меднолицую кенайку, вывезенную в Иркутск из Америки для обучения домоводству. Порумба с присущим краснокожему племени стоическим спокойствием оглядывала плакавших девушек. — Бережет девка слезы на важный случай… Сходи, умница, на склад, получи фунт леденцу и плаксивых угости, чтоб гусли-мусли не разводили, — проговорил Григорий Иванович, как бы прикрывая этим сладким выкупом и свое отступление.

«Какой уж тут секрет любовь Катюшки с Ираклием, если двадцать девок слезами над нею исходят? — тяжко вздыхал и безнадежно крутил головой Шелихов, выбравшись из девичьей. — За такую вожжу компанионы сибирские и столичные дружки не замедлят ухватиться и побольнее хлестнуть, а за океан сбежать от гнусовых укусов — на лучший конец полгода ждать».

— Отблагодарил, нечего сказать! — воскликнул растравленный набежавшими мыслями мореход и ударом ноги распахнул дверь отведенной Ираклию светлицы. — Чертил, чертил да и начертогонил такого, в чем и главный бес ногу сломит… Ну, чего с тобой делать будем? — безнадежно глядел Григорий Иванович на Ираклия, стоявшего на коленях среди разложенных по полу чертежей.

Ираклий неторопливо встал, распрямился и широким движением смахнул с черного бешмета приставшие соринки.

— Не имею вины пред тобою, хозяин мой и покровитель, — вспыхивая румянцем, но тихо и сдержанно ответил молодой грузин. — Ни в чем не порушил я честь кровли твоей, доверия и дружбы, которыми дарил ты меня, а что полюбил и люблю твою дочь — это моя горькая судьба… Наталья Алексеевна говорила с нами, я знаю твою отеческую заботу, но я… я не могу жениться на Катерине Григорьевне. Я должен покинуть твой дом… Ты знаешь, господин Шелихов, славный мореплаватель и почетный купец, как я попал в беду и за что был сослан, куда и ворон костей не заносит. У меня могли отнять родину, солнце и море, но чести и разума отнять у Боридзе никто не сможет — я уйду!

— Куда ты уйдешь, беспрописная душа? — почти закричал Григорий Иванович, взволнованный благородством и мужеством молодого грузина.

— Россия велика, из нее много дорог ведет на Кавказ, и на них я встречу немало добрых людей — я знаю русских, которые помогут мне вернуться на родину…

— Не заблудишься и пособят ли, это бабушка через решето видела. На тех границах, через которые твоя дорога лежит, война с турками идет не переставая и с Персией. — Шелихову припомнилось мечтательно-хищное лицо Зубова, высказавшего ему открытое предпочтение гадательной и безвыгодной войне с Персией перед почти бескровным закреплением за Россией богатой, идущей в русские руки страны в Новом Свете. — С персами вот-вот вражда загорится… По этой дорожке пойдешь — на ней тебе и голову сложить!

Шелихов тяжело вздохнул. Да, он не добился в Петербурге указа о присоединении открытых им островов и северо-запада американского материка к скипетру российской державы. И вот теперь, чтобы не расхолодить пайщиков своих компаний и удержать их от изъятия из дела средств и прибылей, он вынужден выставлять Зубова доброжелательным протектором и покровителем русских интересов в Новом Свете.

— Так на дочке моей жениться отказываешься?.. Сбил девку с пути и отказываешься? Неладно выходит. А я хлопочу, жизнь свою перевернуть намерился, чтобы…