Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи

Кроме Покровского Распутин и его попутчицы посетили два раза Верхотуринский монастырь, и, конечно, скит, где Григорий Ефимович подвизался у старца Макария. В скиту условия были спартанские. Вырубова, Ден и сам Распутин спали на глиняном полу, кроватей здесь просто не было. На следующий день случилась неприятность, если не сказать больше, знамение. Неожиданно, с грохотом упала икона, висевшая на стене. Во время падения она сбила фотографию Распутина.

С этим паломники вернулись в столицу.

Глава 21 Агония

В истории императорской России 1916 год стал последним. Год войны, продолжающегося распада государства и безумной пляски «Нашего Друга». Весь Петербург веселился, словно в последний раз. Во всей этой вакханалии было что-то жуткое и зловещее. Солдаты погибали в окопах и бездарных наступлениях, а в это время в ресторане «Вилла Родэ» совершались миллионные сделки по государственным заказам, распределяемых среди приближённых особ. И в центре этой коррумпированной системы – Григорий Ефимович Распутин, захвативший «бразды правления», или, лучше сказать, управления Александрой Фёдоровной, а через неё и самим Николаем II. За спиной же «старца» стояла толпа авантюристов всех рангов, жаждавших поживиться за счёт казны.

«Старец» любил хвастаться своей властью: «Меня царским лампадником зовут. Лампадник – маленькая шишка, а какие большие дела делает!.. Захочу, так пёстрого кобеля губернатором сделаю»[155].

Что правда, то правда. В марте 1916 года за высказывания против «старца» в отставку отправили Могилёвского губернатора Александра Ивановича Пильца. Вернее, его перевели начальствовать в Иркутскую губернию, что было равносильно ссылке. Не нужно, правда, преувеличивать влияние старца на внутреннюю политику. Просто так Николай губернаторов не менял, а в немилость попадали лишь те чиновники, с которыми у Распутина был конфликт. Причём камарилья оказывала на Николая сильное давление посредством Александры Фёдоровны, сам он, обычно, боялся принимать решения.

Вырубова вспоминала разговор, состоявшийся в покоях императора. Решался вопрос о назначении обер-прокурора Святейшего Синода. Николай II спросил, кого можно назначить на это место. Старец, указав на В.К. Саблера, дал ещё и его характеристику: «Не человек, а воск, чистейший воск. Подогреешь и жми его».

Особенно неприглядным стало уголовное преследование Дмитрия Леоновича Рубинштейна, затеянное чиновниками высокого ранга с единственной целью – обогатиться за счёт банкира. Это было вымогательство с участием государственных чиновников, а среди его участников – руководитель контрразведки генерал Н.С. Батюшин, жандармский полковник А.С. Резанов, прапорщик Логвинский и близкий к Распутину агент охранки и журналист И.Ф. Манасевич-Мануйлов. Кроме того, посильное участие приняли начальник Северо-Западного фронта генерал от инфантерии Н.В. Рузский и начальник контрразведки полковник Н.П. Злобин. За спиной этой группы, или, как она официально называлась, комиссии, можно разглядеть тогдашнего председателя совета министров Б.В. Штюрмера и Г.Е. Распутина. Молва приписывала именно этим двоим негласное участие в деле Рубинштейна.

Дом банкира многие годы служил местом постоянных приёмов и парадных обедов. Супругу Рубинштейна Стеллу Соломоновну Санкт-Петербург знал как щедрую благотворительницу. Ближе к вечеру 10 июля 1916 года на даче Рубинштейнов собрался высший свет страны и, в частности, Родзянко и Протопопов. Гости разошлись уже под утро, а немного погодя в дом нагрянули жандармы и солдаты. Начался обыск. Среди пришедших жандармских чинов Рубинштейн узнал двоих: полковника А.С. Резанова и агента и журналиста И.Ф. Манасевича-Мануйлова.

– В чём дело? – спросил Рубинштейн у руководителя группы.

– Комиссия Батюшина обвиняет Вас в сношении с неприятелем, – был ответ жандарма.

– Каким же образом? – спросил изумлённый банкир.

– Во время поездки в Швецию Вы вывезли образцы пуль нового калибра.

– Как же я это сделал?

– Из пуль был составлен брелок для Ваших часов.

– И кому я возил этот брелок?

– Немцам, кому же ещё.

Примерно такой диалог состоялся в начале обыска у директора Русско-Французского банка. Понимая абсурдность обвинений и свою беззащитность, Рубинштейну делается плохо, у супруги начинается истерика. В этот момент в дело вступает Манасевич-Мануйлов, который шепчет женщине на ухо: «Не переживайте Вы так, всё устроится. Пришлите мне для Штюрмера один миллион рублей и дело быстро закроют».

Конечно, для Рубинштейна один миллион рублей – сумма доступная, и уже утром он мог бы её передать вымогателям. Но банкир упёрся, вернее Стелла Соломновна напрочь отказывалась выплачивать эту сумму. Самого Рубинштейна ночью же забрали в тюрьму.