Григорий Распутин

Очень резко отзывался о Варнаве Г. И. Шавельский в своих «Воспоминаниях последнего протопресвитера Русской Армии и Флота»: «Тобольский епископ Варнава – тот самый, по поводу которого архиепископом Антонием было пущено крылатое слово, что для сохранения В. К. Саблера на посту обер-прокурора „мы“ (говорилось от Синода) „и черного борова поставили бы в епископы“[30]. В описываемое время епископ Варнава – в миру Василий Накропин – был своего рода unicum в нашем епископате. Его curriculumvitae для епископа наших дней не обычно. По рождению – крестьянин или мещанин Олонецкой губернии. Нигде не учился и до последних дней оставался полуграмотным. (В списке российских архиереев за 1915 г. значится: еп. Варнава «обучался в Петрозаводском городском училище». Если он там и обучался, то курса этого училища он не закончил, ибо грамотность его ни в коем случае не превышала грамотности слабо закончившего курс начальной школы. В делах канцелярии протопресвитера хранилось одно его письмо на мое имя. В письме каждое новое слово начинается с большой буквы и после каждого слова точка. Буква «ять» отсутствует. Подпись: «грешный еп. Варнава». Датировано письмо 1913 г.)

В молодости занимался огородничеством, потом пошел в монахи. Природный ум, большая ловкость, пронырливость и граничащая с дерзостью смелость помогли ему не только стать архимандритом, настоятелем весьма богатого Голутвинского монастыря в Коломне (Московской епархии), но и проникнуть во многие высокопоставленные дома и семьи. Знакомство и дружба с Распутиным завершили дело. Сравнительно молодой архимандрит-неуч был рукоположен во епископы и поставлен сначала викарием Олонецкой епархии, а потом через 2 года, в декабре 1913 г., самостоятельным Тобольским епископом. По сообщениям приезжавших из Тобольска лиц, архипастырская деятельность епископа Варнавы там отличалась двумя особенностями: высокомерным и почти жестоким отношением его к образованным священникам и необыкновенною ревностью в произнесении в кафедральном соборе длиннейших проповедей. Проповеди преосвященного неуча скоро стали притчею во языцех, ибо владыка, при полном своем невежестве, брался решать с церковной кафедры все вопросы и разрешал их со смелостью самого опытного хирурга и с ловкостью мясника. Публика ходила смотреть на новоявленного проповедника, как на какую-то уродливую диковину».

Свою характеристику Варнавы и версию получения им епископского звания и кафедры предложил на следствии 1917 года более информированный обер-прокурор Синода Саблер: «Как-то на докладе Государь спросил меня о том, почему не получает назначения епископ Варнава, о котором он много слышал. Я ответил, что он – человек, не получивший богословского образования и потому не подготовленный к занятию епископской кафедры, хотя, как я убедился из его ответа, который мне передавали, человек неглупый. – „Какого ответа?“ – спросил Государь. – Я рассказал Государю о том, что он как-то на вопрос о том, почему он не открывает отдела восторговского монархического Русского союза (с Восторговым Варнава был не в ладах), Варнава, намекая на свою близость к рабочим и простым людям, ответил, что он не видит в этом надобности, так как он всегда в союзе с русским народом».

Берет под защиту Варнаву и Ричард Бэттс: «Из всех достоверных источников известно, что епископ Варнава был высоко почитаем и любим не только своими прихожанами, но и множеством светских и церковных лиц. Если Распутин действительно и поддерживал его перевод с принятием сана епископа, то он, определенно, был в этом не одинок, и такую проницательность следует поставить в заслугу Распутину».

Варнава, как уже говорилось, по слухам должен был посвятить Распутина в иереи. Трудно сказать, насколько эти слухи соответствовали действительности и собирался ли на самом деле сибирский крестьянин стать священником подобно тому, как стал епископом мужик архангельский. Да и не в происхождении было дело: митрополит Вениамин (федченков) тоже происходил из крестьян. Дело было в самой скандальности распутинского имени и тех возможностях, которые перед ним открывал иерейский сан.

«Несколько времени назад, под давлением некоторых кружков синодальных иерархов был поднят вопрос о возведении Григория Распутина в сан священника», – писали 10 января 1912 года «Московские ведомости».

Родзянко в своих показаниях следственной комиссии говорил о том, что в деле о принадлежности Распутина к секте хлыстов он видел фотографию Распутина «в монашеском клобуке и с наперсным крестом», и независимо от того, насколько это сообщение соответствовало действительности, легко объяснима резкая реакция Синода на одни только слухи о возможности рукоположения Григория во иереи, не говоря уже о пострижении в монахи.