Григорий Распутин

Это восхождение, как известно, очень скоро обернулось страшным падением, но до последнего дня царский друг сохранял свое влияние. Аккордный всплеск распутинского могущества был связан с еще одной мощной силой, действовавшей на российской сцене – еврейским капиталом. Как совместить Распутина, патриота, монархиста, православного старца и – как следствие – жертву «жидо-масонского» заговора, каковым он предстает в новейших «патриотических» исследованиях, с его несомненной дружбой с евреями-капиталистами, наживавшимися на народных страданиях; как объединить дремучего, темного, похотливого мужика с самыми прогрессивными и политкорректными взглядами на еврейский вопрос, радующими любого интеллигентного человека – об это противоречие кто угодно споткнется. И тем не менее факт есть факт. Начинавший как член «Союза русского народа», друг и надежда убежденных антисемитов, Распутин с годами сделался добрым другом многих евреев. Отчасти русские националисты сами его от себя оттолкнули, отчасти это объяснялось его изначальной широкой национальной и религиозной терпимостью и природной незлобивостью характера. В последние годы жизни Распутин особенно часто выступал против дискриминационной политики по отношению к евреям, с очень многими евреями дружил и охотно их у себя принимал.

Вот только несколько случаев.

15 июля 1915 года унтер-офицер Прилин доносил помощнику начальника Тобольского губернского жандармского управления:

«К Распутину приезжал из гор. Перми 1 июля сего года на один день Вульф Яковлев Берге, проживающий в городе Перми».

«Надо бы выяснить, для какой надобности приехал к Распутину из Перми еврей Вульф Янкелев Берге и какие существуют отношения "старца" Распутина с этим жидом», – отвечал начальник Тобольского губернского жандармского управления В. А. Добродеев.

«Для какой именно надобности приезжал в Покровское к Распутину еврей Вульф Янкелев Берге выяснить не представилось возможным, так как он пробыл только несколько часов», – отвечал ротмистр Калмыков.

Еще об одной истории рассказал следственной комиссии Временного правительства товарищ министра юстиции А. Н. Веревкин:

«…дело Шнеерсонов. Шнеерсоны обвинялись в том, что содействовали своим соплеменникам – евреям уклоняться от воинской повинности. Распутин по этому поводу обратился с короткой запиской: "Милой, дорогой, помоги если можно" и письмом от графа Ростовцева, указывавшего, что на дело обращено внимание Государыни императрицы <…>

Он даже явился ко мне на дачу <…> …в один прекрасный день Распутин является ко мне, т. е. входит прямо в сад. Я вышел к нему, не приглашая его на дачу. В саду была скамейка, Распутин сел на нее и обратился ко мне с просьбой о Шнеерсоне. Я ему прямо сказал, что это дело безнадежное. Я говорю: "Как же вы можете предполагать, что министр юстиции будет затруднять и утруждать внимание государя императора ходатайствами о таких господах, которые во время войны помогают уклоняться от воинской повинности?" – "Ты резонно говоришь, а все-таки очень уж просят, очень уж жалко их"».

А начались контакты Григория Распутина с еврейскими кругами, судя по всему, не позднее зимы 1913/14 года. Именно к этой поре относятся воспоминания известного адвоката и общественного деятеля Генриха Борисовича Слиозберга: «Ему сказали, что я могу иметь влияние на еврейские финансовые круги… Я не имел основания уклониться от этого свидания».

О евреях и Распутине можно прочитать в мемуарах секретаря Распутина Арона Симановича. Проблема состоит лишь в том, что количество фактических ошибок в этой, неизвестно кем и при каких обстоятельствах написанной, книге таково, что доверия она вызывает чрезвычайно мало, хотя и сбрасывать ее полностью со счетов тоже нельзя. Ее неведомый автор какие-то вещи знал хорошо, а какие-то весьма приблизительно, часто путался и в хронологии событий, и в их последовательности, и в действующих лицах, и в обстоятельствах. Появление Распутина при дворе, его отношения с Государем, миф о том, что Распутин лечил императора от алкоголизма, история о том, как в обмен на удаление Илиодора был назначен министром внутренних дел А. Н. Хвостов – все эти нелепости, содержащиеся в записках секретаря Распутина, венцом которых стала легенда о рождении цесаревича Алексея от генерала Орлова, – можно перечислять без конца.

«Только иностранец, не очень критически разбирающийся в русских источниках, может серьезно сослаться на фантастическое в полном смысле этого слова воспоминание Симановича как на источник, которому можно доверять <…> Не он, конечно, сочинил свои примечательные воспоминания – шедевр сочетания двух классических типов русской литературы: гоголевского "Хлестакова" и "Вральмана" Фонвизина», – писал С. П. Мельгунов.

«Отвратительный привкус книжки Симановича <…> не может, однако, разрешить нам роскошь полного игнорирования его рассказов: кое в чем они подтверждаются другими и более верными источниками», – косвенно возражал другой эмигрантский исследователь русской революции, меньшевик Григорий Яковлевич Аронсон.