Этим актом Монаршей Воли нарушался принцип неприкосновенности иерархов, и этого было достаточно для того, чтобы Синод очутился чуть ли не в авангарде той оппозиции к Престолу, какая использовала означенный акт для общих революционных целей, в результате чего оба иерарха, митрополиты Питирим и Макарий, были объявлены "распутницами"».
Жевахов, таким образом, однозначно возлагал вину за происходящее на Синод, а Царя оправдывал.
«Во всех описанных случаях сказалось не вмешательство Государя в "дела Церкви", а та любовь Царя к русскому народу, то участие к религиозным нуждам последнего, та великая вера, словом, все то, что окружает имя Государя ореолом святости».
Речь в мемуарах Жевахова шла о трех случаях, когда Николай Второй оказывал влияние на дела Синода. Первый – дело о прославлении Иоасафа Белгородского, второй – канонизация Иоанна Тобольского и третий – смещение митрополита Владимира. Однако если отбирать факты менее тенденциозно, то к этим трем следовало бы добавить и прощение Илиодора весной 1911 года, и дело об имяславцах, и промедление с созывом Собора и избранием патриарха. И тогда картина «вмешательства Государя в дела Церкви» оказалась бы не такой однозначной…
А что касается Питирима, то с Распутиным он был действительно хорошо знаком.
Еще во время сентябрьского конфликта в Синоде, когда Самарин допрашивал епископа Варнаву, Императрица писала мужу: «Пусть Питирим займет там (в Синоде. –
Так и произошло. «Аня была вечером у митрополита, наш Друг тоже. Они очень хорошо поговорили, затем он угостил их завтраком. Гр. на почетном месте. Он относится к Григорию с замечательным уважением и был под глубоким впечатлением от всех его слов».
И Вырубова, и Распутин с Питиримом встречались. А вот насколько часто бывали встречи Петроградского митрополита с Императорской Четой, не вполне ясно. Питирим уверял, что это бывало крайне редко, и в этом видел корень зла.
«Вот вы подчеркиваете свою близость к Государю, говорили, что бывали у Его Величества даже без вызова, почему же вы не раскрыли глаза Государя на Распутина… – говорил он, судя по мемуарам Жевахова, туркестанскому генерал-губернатору П. М. Кауфману. – Кроме вас были и другие близкие, был протопресвитер Шавельский, который по целым дням и каждый день находился в общении с Государем… Почему же он не сделал такой попытки, почему все сваливают ответственность только на одного митрополита Петербургского? Знаете ли вы, сколько раз видел митрополит Петербургский Государя за время своего пребывания на столичной кафедре?! Только четыре раза, и притом по десять минут каждый раз.
Когда же Императрица, ясно отдававшая себе отчет в этом явлении, приглашала меня для бесед на общие церковно-государственные темы, тогда общество стало обвинять меня во вмешательстве в политику и находить, что единственной дозволенной темой моего разговора с Царем и Царицей мог быть только Распутин».
Место это примечательно тем, что здесь князь Жевахов устами Питирима прямо обвинял в бездействии протопресвитера Шавельского, который в силу своего положения обязан был, с точки зрения Жевахова, открыть Императору глаза на Распутина. Шавельский этот вызов принял, и по сути дела между князем и протопресвитером, бывшими членами Синода, испытывавшими друг к другу сильную неприязнь, в эмиграции началась «война мемуаров». Опровергая Жевахова, Шавельский в воспоминаниях очень подробно и живо описывал собственную антираспутинскую деятельность и свои заслуги в деле нейтрализации «темных сил».
«В первых числах февраля 1916 г. как-то после высочайшего завтрака Пильц (могилевский губернатор до марта 1916 года. –
– Нас никто не услышит? – обратился он ко мне, садясь на стул. Я плотно закрыл единственную дверь моей комнаты, ведшую в другую большую комнату – мою канцелярию, где теперь работали чиновники и писцы.
– Я пришел к вам по весьма важному делу, – начал Пильц. – Вы знаете Распутина. Знаете, что он значит теперь. Вы должны понимать, чем грозит распутинская история. Сейчас я был у ген. Алексеева. Я требовал от него, требовал, грозя общественным судом, чтобы он решительно переговорил с Государем о Распутине, чтобы он открыл Государю глаза на этого мерзавца. Теперь я пришел к вам. Вы тоже должны говорить с Государем. Если вы этого не сделаете, я потом публично заявлю, что я напоминал вам о вашем долге, что я требовал от вас исполнить его, а вы не пожелали.