Григорий Потемкин. Его жизнь и общественная деятельность

О проявлениях могущества князя можно было бы исписать целые тома, – оно было легендарным. После кратковременных размолвок Потемкина с государыней порой многим казалось, что князь терял силу: он удалялся из дворца (хотя его комнаты постоянно оставались за ним), но наступала минута, князь опять являлся во дворец, козни, начатые против него, рушились как будто бы каким-то волшебством, противники его прятались по углам, и он, с надменно поднятой головой, опять царил над приниженной толпой, сгибавшейся перед ним в три погибели. Он устранил и сильных когда-то Орловых, Панина, Чернышева. Даже такой опасный соперник, как богатый, образованный и умный А. Р. Воронцов, постоянно осуждавший за глаза во время отсутствия князя, его проекты, притихал, когда тот появлялся. Сношения с иностранными дворами велись с ведома князя, как и почти все внутренние дела: он противодействовал Пруссии, решал финансовые вопросы (не всегда только с пользой для государства), способствовал примирению Екатерины с “молодым двором” и участвовал в подготовке событий, поведших ко второму разделу Польши. Перед ним лебезил юркий Сегюр, кланялся гордый Гаррис (лорд Мальмсбюри), ухаживали коронованные особы. Он ни с кем не стеснялся: приезжавшие к нему в расшитых золотых мундирах, орденах и лентах иностранные послы встречали князя часто босым, в халате и в страшном, невозможном дезабилье. Это ставило в большое затруднение посланников, олицетворявших собой целые нации и своих повелителей. Юркий Сегюр выпутывался из затруднения тем, что сам начинал амикошонствовать с князем: он подсаживался к нему на диван, хлопал князя по плечу и спрашивал его: “Ah, mon prince! Comment ca va, mon prince?”[3]

Что же касается русских сановников, то с ними великолепный князь еще меньше церемонился. Они постоянно толпились в его приемных, а князь часто к ним и не показывался, – а если и являлся, то в невозможном виде и не говорил ни слова. Немногим он позволял быть с собой на короткой ноге. К числу последних принадлежал и известный Гарновский, ловкий доверенный князя, чудесно обделывавший и его, и собственные дела. Этот мог являться к нему даже в халате, тогда как в то же время пред небрежно валявшимся властелином стояли навытяжку министры и покрытые лаврами побед воины. И часто случалось так, что князь, при приходе Гарновского, говорил этой раззолоченной толпе:

– Подите вон, нам дело есть!

Иногда обращавшиеся с просьбами к князю люди получали в очень оригинальной форме удовлетворение, доказывавшее могущество князя. Мы приведем здесь рассказ, находящийся в числе известных анекдотов у Пушкина.

Безбородко собирался пожаловаться на напроказившего Ш. государыне. Перепугавшаяся родня бросилась к Потемкину за защитой. Князь велел Ш. быть на другой день у себя и приказал: “Чтоб он со мной был посмелее!” Ш. явился в назначенное время. Потемкин вышел из своего кабинета и молча сел играть в карты. В это время является Безбородко. Князь принимает его как нельзя хуже и продолжает играть. Вдруг он подзывает к себе Ш.

– Скажи, брат, – говорит Потемкин, показывая ему свои карты, – как мне тут сыграть?

– Да мне какое дело, ваша светлость, – отвечал Ш., – играйте, как умеете!

– Ах, мой батюшка, – возразил Потемкин, – и слова нельзя сказать тебе: уж и рассердился!

Выходка подействовала. Безбородко, увидя, что Ш. не церемонится даже с князем, раздумал жаловаться.

Для того чтобы показать, как думали о силе Потемкина современники, приведем мнение о могуществе его двух из них, в достоверности показаний и справедливости взгляда которых нет поводов сомневаться.

“Вся Россия, – говорит Гельбиг, – и соседние государства должны были трепетать при страшной мысли, что судьба целых поколений зависит от каприза этого человека”.

“Положение Потемкина, – писал в 1790 году герцог Ришелье, – превосходит все, что можно вообразить себе в отношении к могуществу безусловному. Он царствует во всем пространстве между горами Кавказа и Дунаем и разделяет власть императрицы в остальной части государства”.

Для Потемкина не существовало ни законов, ни сената, ни министров: уже через 3 – 4 месяца после своего возвышения, он, по сообщению английского дипломата Гуннинга, собственной властью и вопреки сенату распорядился винными откупами невыгодным для казны способом. Не забудем, что свое могущество князь порой неразборчиво употреблял на самые недобросовестные цели. Так, мы знаем, что он взял себе винный откуп, а его доверенный Гарновский без церемонии просил Безбородко, приготовившегося к пересмотру таможенного тарифа, запретить ввоз стекла и изделий из него в Россию. Это бы дало громадные выгоды Потемкину, которому, как известно, принадлежал стеклянный завод.