Котовский передал средства, собранные военной кооперацией корпуса, на укрепление материальной базы Молдавской республики. Возможно, это было сделано по приказу из центра. Он писал об этом своим друзьям в Бессарабскую коммуну: «Кооперацию передал Молдавской Республике. Конечно, мы пошли на жертву, чтобы создать материальную базу для нашей молодой республики».
Тогда же, в апреле, на первом съезде общества бессарабцев Котовский прямо говорил: «Вопрос об освобождении Бессарабии, вопрос о том, чтобы сделать Бессарабию красной, мог бы быть разрешен хорошим ударом нашего корпуса, куда входит и Бессарабская кавалерийская дивизия, или, в крайнем случае, еще парой наших корпусов… Румынские помещики должны понести кару за замученных в застенках, расстрелянных, потопленных в Днестре… Если рабоче-крестьянское правительство, руководимое Коммунистической партией, скажет, что довольно дипломатических переговоров, прикажет нашей Красной Армии броситься к границам Румынии, Бессарабии, на помощь восставшим рабочим и крестьянам, наш кавалерийский корпус будет впереди! Мы уверены, что, если этот исторический момент настанет, наша красная конница перемахнет одним прыжком через Днестр…»
На совещании кавалерийских начальников, начавшемся в Москве 6 апреля 1925 года, Котовский ратовал за сильную, хорошо вооруженную и оснащенную пулеметами и артиллерией конницу, поддерживаемую всеми видами современной военной техники, в том числе специально приданными бронеотрядами. Котовский верил, что в будущей войне, при маневренных действиях конница сможет наносить врагам сокрушительные удары. В то время конница оставалась главной ударной силой Красной Армии. Бронетанковые войска еще не были созданы.
На вопрос Шмерлинга, как Котовский относился к своим бойцам и коммунистам, Ольга Петровна в письме от 2 мая 1936 года ответила следующим образом: «Любимые бойцы? Любил он комбата Просвирина за его мудрость, Сливу которым он восхищался за его выдержку, за сознательную храбрость, серьезность, честность. Любил он Криворучко, в нем он любил его смекалку, «хохлацкую хитрость», но не любил в нем черты – жадность и жестокость.
Уважал Макаренко, любил как малого, капризного Нягу. Любил бойцов смелых, отважных; когда гибли, тяжело переживал их смерть.
О коммунисте. Он всегда говорил, что коммунисты и в своей личной жизни должны быть примером. Наша убогая обстановка отвечала этому. Он говорил, что будут говорить обыватели враждебно настроенные и агитир[овать] втихомолку против Сов. власти, если мы у богачей реквизируем и заберем в свое пользование, а не в учреждения детские и пр.»
Ольга Петровна подробно описала быт и характер Григория Ивановича: «В семейной жизни он признавал жену товарища, помощника а не «украшение дома». Возмущался, когда узнавал что жена у кого-либо из бывших мещанка по укладу.
Директивы партии принимал конкретно, активно. Организовывал агроном. школу для молодежи комнезама (Комитеты незаможенников (бедноты). – Б. С.), помогал средствами, считал сколько будет своих пролетарских агрономов; свою воен. кооперацию развернул по району, чтобы покончить с частной торговлей и т. д.»
В том же письме вдова Котовского отметила: «Признавал ли он, что неправ? Да. Не стеснялся, заявлял, что ошибся, просил извинения. Случай с Криворучко, Брайде и Левицким, когда 9-я див. неправильно информ[ировала]. и он был недоволен на 3-ю дивиз., но когда выяснилось истинное положение, то на совещании он открыто заявил и извинился. Да и на фронте ошибок своих он не замазывал.
Когда он советовался со мной? Трудно конкретизировать – он обо всем со мной говорил, я под диктовку его писала все его доклады, он спрашивал мое мнение о тех или иных работниках. Все новые его мероприятия хозяйствен. порядка – сначала мы обсуждали вдвоем, а затем созывалось совещание, кот. чаще всего было у нас на квартире.
Хорошее настроение? Это видно было по окружающим – народ был веселый, свободно шли, шутили, громко разговаривали – чувствовали себя свободно. Плохое настроение – избегала показываться на глаза и даже Черныш (ординарец Котовского. – Б. С.) находил какие-то срочные дела и уходил из дома, но так как знал, что это ненадолго то скоро приходил предварительно вызвав меня и узнав в каком положении и можно ли идти без опасения – курьезов было много.
Иногда он ловил нас на этих разговорах и все проходило – смеялся над нами».