Григорьев

В конечном итоге, 24 августа 1976 года, после выполнения 48-суточной программы, полет экипажа был досрочно прекращен. Посадка спускаемого аппарата произошла в заданном районе в двухстах километрах юго-западнее города Кокчетава. Врачи определили состояние космонавтов после приземления как удовлетворительное.

Бывали и другие нештатные ситуации. И всегда Григорьев со всей своей дотошностью пытался понять суть происшедшего и сделать правильные выводы. Из воспоминаний Л. Г. Лагойко, в то время начальника отдела анализа 5-го НИИП МО: «Из председателей Государственных комиссий по испытаниям ракетных и ракетно-космических комплексов оставили неизгладимые впечатления такие яркие личности, как М. Г. Григорьев, К. А. Керимов, А. И. Соколов, Ф. П. Тонких, Г. Н. Малиновский, Е. Б. Волков, Г. С. Титов, Ю. А. Яшин. Почти с каждым из них у меня были постоянные служебные контакты.

Несколько слов об авариях во время испытаний. Они случались нередко. Потенциальными виновниками аварий ракет при запуске и в полете являются боевой расчет, изготовитель и конструктор. Вина боевого расчета устанавливается относительно просто и быстро. С удовлетворением отмечаю, что таких случаев практически не было. Решающим моментом в расследовании причин аварии было установление характера неисправности — конструктивный или производственный? И здесь разворачивались настоящие баталии. Масла в огонь подливали смежные фирмы. Вспоминаю участие в таких разборах Л. Д. Кучмы, отстаивавшего свой завод, и начальника КБ-2 конструкторского бюро «Южное» М. И. Галася, которому принадлежала крылатая фраза: «Это же вам не факт, а было на самом деле!»

Михаил Григорьевич Григорьев прекрасно ориентировался в этих подспудных обстоятельствах, четко отличал, где ведомственные интересы превалируют, а где есть рациональное зерно, и всегда добивался истины в вопросах расследования причин аварийных ситуаций. Вспоминается такой случай. Однажды я как начальник отдела анализа докладывал Государственной комиссии под председательством М. Г. Григорьева об аварии двигателя ракеты-носителя одного из космических аппаратов. Затем выступали представители промышленности, каждый из которых ссылался на мой доклад. Рассердившись на то, что все говорят одно и то же и не выдвигают новых идей, Михаил Григорьевич сказал: «Что вы все — Лагойко да Лагойко! У вас собственные мысли есть или нет? И потом — не надо тут петь дифирамбы Лагойко! Я как председатель аттестационной комиссии в РВСН буду аттестовать его сам!»

Скажу прямо, если бы я получил письменную аттестацию такого выдающегося человека, как Григорьев, я бы этим гордился всю жизнь».

Работать с Григорьевым было нелегко. Он не терпел никакого формализма в работе. Не выносил, когда на совещаниях бубнили по бумажке.

Особенно доставалось некоторым нерадивым командирам на учениях. По должностным обязанностям, Михаил Григорьевич возглавлял Центральный запасный командный пункт (ЦЗКП) РВСН. Если на ЦКП РВСН в расчеты входили начальники различных управлений и служб, то на ЦЗКП расчеты состояли из вторых лиц — заместителей начальников этих управлений и служб. У каждого на учениях были заготовлены так называемые «рыбы», в которых расписывались действия службы по той или иной вводной. «Рыбы» порой долгое время не менялись, и это вызывало у Григорьева законное возмущение: «Ну что ты говоришь, что ты мне докладываешь? Ты сам веришь в то, что все будет происходить именно так? Я жду обоснованного доклада о действиях службы по конкретному вопросу. А пустословие мне здесь ни к чему».

Многие обижались. Я не исключаю даже, что кто-нибудь втихую ненавидел его за то, что не давал спокойно «сидеть на должности» и наслаждаться жизнью. Мерки были высокими, и не каждый соответствовал им. Но в отличие от «прокрустова ложа» — тем, кто соответствовал этим меркам или выходил за их рамки, Григорьев всегда давал высокую оценку.

Говорят, что Михаил Григорьевич был слишком уж требовательным к подчиненным. Что тут можно сказать? Лично я считаю, что требовательность требовательности рознь. В одну из командировок, после моей лекции ко мне подошел командир полка, на вооружении которого был БЖРК (боевой железнодорожный комплекс). Он согласился с выводами лекции (говорил я о необходимости новых подходов к оценке деятельности офицера, пересмотра в корне отношения к людям во всех войсковых звеньях), а потом привел пример «требовательности» со стороны старшего начальника. Представьте себе — боевой железнодорожный ракетный комплекс (БЖРК) вышел на опытное боевое патрулирование и движется по Восточно-Сибирской магистрали. По пути следования стало известно, что на комплекс прибывает командующий армией. На одной из станций, где это позволила обстановка, БЖРК загнали в тупик. По положению, на остановках из состава может выйти только машинист тепловоза для осмотра подвижной техники и командир дежурных сил — два человека. Так было и на этот раз. Тупик оказался захламленным до предела. Судя по всему, территория тупика не убиралась несколько лет, у железнодорожников до этого не доходили руки.