Гриф

— Хе-хе… Хороший вопрос. Не хотите ли в этом холле посидеть минуту-другую, я попрошу, чтобы принесли кофе с ромом. Вам нужно передохнуть после всего увиденного.

Моров вынул из кармана пиджака мобильный, набрал номер, приказал:

— Пару чашек черного бразильского с ромом в 23-й холл.

Через минуту хорошенькая медсестра в голубом стерильном костюмчике и белоснежном капоре уже везла на тележке, на которой развозят лекарства, пару чашек с дымящимся кофе, вазочку с черными сухариками и, на всякий случай, пепельницу.

— Видите ли, — продолжил свою мысль профессор, — мозг шизофреников при кажущейся «нетронутости» уменьшен вдвое в объеме (ну, разумеется, на микроуровне) по сравнению с мозгом здорового человека. Он как бы усох… Иными словами, можно предположить, что водянистое мозговое вещество подверглось искусственной тепловой обработке и сжалось, оттого наступил сбой в мыслительной «программе».

— Пока не понял ход вашей мысли, профессор.

— Сейчас поймете. Когда мы провели эксперимент на крысах, было установлено, что смерть у них наступает в результате воздействия на мозг поражающих частот большой мощности. Их мозг в результате резко уменьшился в объеме.

— Все равно не понятно.

— Видите ли, СВЧ-излучения, радиотелефоны (если ими пользоваться в больших объемах и говорить подолгу), микроволновые печи как бы нагревают человеческий мозг. И в этом нет ничего плохого. Мы разработали ряд приборов, лечащих заболевания урогенитального аппарата, импотенцию. Клинические испытания дали блестящие результаты.

— С импотенцией у меня все в порядке, — прервал восторженные воспоминания Морова Рыбаков. — В смысле, не нуждаюсь в лечении, как говорится. Меня беспокоит, не повредит ли мне излучение.

— Ну, вот, и у вас развивается синдром Кандинского. Боитесь даже слабого излучения.

— Боюсь. Смешно признаться, но боюсь. Неужели нет другого средства воздействия?

— Есть, конечно. Например, гипноз.

— Гипноз? То есть вы хотите сказать, что можете вначале меня под гипнозом освободить от страха перед СВЧ-излучениями, а потом воздействовать с их помощью на мою опухоль?

— Хорошая мысль, — рассмеялся Моров. — Но можно при правильно налаженном гипнотическом лечении вообще обойтись без СВЧ-излучения.

— Но я и гипноза тоже боюсь… Лучше уж синюю лампу на ухо.

— Ах, бросьте, вы же цивилизованный, образованный человек. Синей лампой вы будете лечиться неделю и, вполне возможно, как раз и загоните гной из уха в мозг. А гипноз — один сеанс, и вы абсолютно здоровы.

— Один сеанс?

— Я вижу, вы боитесь рассказать в состоянии гипнотического сна какие-то секреты своего банка.

— Ну, может же быть, что…

— Ерунда. Мои вопросы будут абсолютно корректны.

— Но как я узнаю, что они был корректны…

— Нехорошо, мой друг, нехорошо. Я вам доверил многие тайны нашего института, рассказал о новейших исследованиях, а вы… Впрочем, есть выход — сеанс гипноза будет записываться на видеомагнитофон и кассету по окончании сеанса я передам вам. Годится?

— Годится.

Они перешли в другой корпус, где Моров распахнул тяжелую дубовую дверь и впустил банкира в небольшую комнату, — пол ее был устлан ковром, потолок и стены были обиты звукоизоляционными панелями. Банкир понял, что здесь, вдали от мирской суеты и звуков человеческой цивилизации, и происходят сеансы гипноза профессора Морова, о которых он слышал от некоторых своих друзей.

Гипнозом Моров излечил многих известных людей от многих неизвестных болезней.

— А то, что я кофе пил, — это не повредит? — робко спросил Рыбаков, усаживаясь в глубокое уютное кресло.

— Нам уже ничто не в силах повредить или помешать, — таинственно заверил его Моров, закрывая дверь в коридор. Он сел на стул напротив и сделал несколько плавных пассов руками. — Я включаю записывающую аппаратуру. Все, что вы скажете, останется на пленке. Кассету я вам подарю. Так что все тайны, которые вы мне выдадите во время сеанса, будут тут, на кассете. Итак, вы готовы?

Банкир и финансист, человек, при всей трусливости и робости, достаточно сильной воли, подпал под магию воздействия голоса и пластики профессора Морова с первых мгновений сеанса.

— Я готов, — прошептал он, не ведая, что сеанс уже начался.

Во время сеанса Александр Иванович Рыбаков услышал и шорохи ночного леса, и пересвисты дневных птиц, и шум моря, и стук капели. Ему казалось, что он чувствует свежесть дыхания реки и чистый запах цветущего луга после грозы. Ему казалось, что только это и было.

Но было и кое-что еще.

То, что увидел и услышал сам профессор Моров.

А услышал он то, что и хотел услышать.

Адрес одного из 15 отделений банка, руководимого Рыбаковым. Того самого отделения, где в боксах хранится компромат, который сильные мира сего собирали вот уже десять лет друг на друга. Обычный филиал банка в Скатертном переулке в центре Москвы.

А услышав то, что нужно, профессор погрузил пациента в глубокий ровный сон и совсем другим, — дребезжащим, железным голосом приказал невидимому ассистенту: