Гриф

— Точно. Те, кто работал, взяли полгода, отпуска за свой счет. Другим проще. Думаешь, за полгода справимся? Одна группа спецназа?

— Кто сказал, что одна?

— Понял. Ну, что ж. Коли Отечество в опасности, не впервой. Что там Толик? Не пора жахнуть прямой наводкой?

— "Град" будет чересчур для окраины Москвы. Полегче что-нибудь у тебя есть?

— Обижаешь, командир. Легкая зенитная установка есть. Нам с ребятами ее за ворота выкатить — пара минут, перевод системы на прямую наводку минута, и — огонь к чертовой матери. Адрес верный, цель определена правильно. Если на этих тачках кончается их запал, то садимся в «вертушку» и — в Тушино. Зенитку в "трейлер", — его Ваня Волгин отведет на авторынок по Одинцовской и припаркует до других времен.

— А я?

— А ты «вертушку» поведешь. У меня плечо побаливает.

— С той поры?

— Да, пуля тогда прошла навылет, но задела какой-то нерв. Вот мышцу и тянет время от времени.

— Что помогает?

— Массаж мне на «Истре» Алеша делает классно. Андрей Константиныч сустав вправляет, контузию плеча лечит. Ты хоть раз лечился на нашей спецназовской базе на Истре? Нет? Напрасно. Две недели, и боец снова как огурец. Что там Толик медлит?

Толя сидел в закрепленной на вершине могучей ели «люльке». С ели были отлично видны обе дороги, ведущие к месту стрелки.

По ним мчались машины, виртуозно обходя места взрывов. Из них велся пока неприцельный огонь, но вскоре пули стали все точнее ложиться возле машин Тофика Бакинского и «Корня».

Случайная смерть «Корня» не входила в планы Князя.

— Давай, Толик, не тяни резину, — сказал он то ли в оставшуюся на связи рацию, то ли самому себе.

Толик из гранатомета подбил машину, шедшую со стороны Окружной. Словно натолкнувшись на непреодолимую преграду, машина резко затормозила. Ее тяжелый зад, с набитым оружием и боеприпасами багажником, задрался вверх. Машина перевернулась и вспыхнула так, словно ее предварительно обильно полили бензином. А через мгновение она разорвалась на мелкие куски.

— Да, криминалистам тут работы столько, что не позавидуешь, пробормотал Толя Грановский и, повернувшись в другую сторону и почти не прицеливаясь, как говорят, навскидку, всадил гранату в другую машину.

— Ну что ж, кончать надо с группой Тофика. Мне Корень живым нужен, сказал Князь.

— Какие проблемы, командир. Сделаем, — отозвался Сережа Пушкин.

— Отсюда до машины Тофика метров 200. Достанешь из "АГРАН" а?

— "Агран" бьет на двести. Достану, командир. 120 выстрелов в минуту голову не успеют поднять.

— Сам я эти автоматы в бою не пробовал. Как, надежны? Говорят, иногда в самый нужный момент могут заесть. Поэтому спецназ НАТО их и снял с вооружения. И что интересно: вчера, скажем, сняли, а на завтра в спецгруппах силовых ведомств и у криминалов они появились… Если они хорошие, зачем сняли? А если плохие, зачем мы подобрали?

— Нет, командир, оружие хорошее. Мне нравится. Может, у кого и заедает, у меня — нет. А плохому танцору яйца всегда мешают: танцевать надо умело. Сейчас я их сниму одной очередью. Они хорошо легли, в суматохе боя не секут еще, откуда огонь идет.

Сергей дал сперва короткую, а затем длинную очередь.

— Пахана тоже мочить? Или?

— Или. В последнюю очередь. Поглядим, может, что интересное скажет.

Тем временем Тофик, рискуя стать по меньшей мере инвалидом, поднял руку с развевающимся в ней белоснежным платком.

— Вот пижон. И платок у него белоснежный. Чистюля хренов.

— Не любишь его, командир? — спросил его Серега.

— А за что мне его любить… Я и ментов не всех люблю. Хотя есть у меня среди них друзья. Но вот расстрелять в спину троих мальчишек-милиционеров — этого я не понимаю. А главное — без надобности. И стволов у Толика своих навалом, и не мешали менты брать ювелирный. Если уж намылился взять «Топаз», мог бы заранее кинуть ментам из ВОХРа по стольнику баксов, они бы и не рыпались во время ограбления.

— Может, сэкономить хотел?

— Три стольника? Он же долларовый миллионер, как и все бригадиры в Москве. Что ему три стольника? Нет, он убить хотел.

— Не любишь его, значит, — повторил Сергей.

— Не люблю, — кивнул Князь. — Я жену свою люблю — за красоту, товарищей боевых, вас всех, чертяк, люблю — за верность и храбрость. Бывает, и не очень хороших людей люблю, которых и вовсе любить не за что. Вот Корень, например, мне чем-то нравится — куражливый, шальной, иногда немного истеричный, как все авторитеты из блатных. Но есть у него свой кодекс чести, который он не перешагнет. А сегодня в бандитском мире много отморозков, Серега. У них ничего святого за душой, ни кодекса, ни чести. Лишь бы крови поболее, да даже и крови не надо. Просто чужая жизнь для них — копейка.

— А сколько стоит жизнь Тофика Бакинского?

Князь помолчал…