Грязная жизнь

Сразу после обеда Ксюша – на боковую. В четыре часа проснулась, вышла из квартиры, по шаткой лестнице поднялась на чердак, а оттуда на крышу. Там у нее лежак деревянный. Она на нем солнечные ванны принимает. Постелила покрывало, разделась догола, легла на живот, глаза закрыла и задремала. И начхать, что из дома напротив пацан-малолетка на нее в бинокль пялится. Как будто бабу голую никогда не видел. Ну и пусть пялится забесплатно.

А в семь вечера она уже на станции как штык стоит, в полной боевой экипировке: короткая майка до пупа – под ней груди без лифчика заманчиво так колышутся, мини-юбка, туфли на высоченном каблуке. В сумочке паспорт, косметика, полный набор резиновых изделий типа презерватив, «Колгейт» в комплекте с зубной щеткой, ну и, конечно же, кошелек, почти пустой. Не она, а на нее тратиться будут. Вот и белая «Волга». За рулем Вертолет, рядом – Клин. На заднем сиденье Ленка и Катюха, духами благоухают.

– Привет! – Ксюша устраивается рядом с ними.

– Привет, Ксюша, юбочка из плюша, – хихикает Ленка.

Уже под кайфом девчонка. Марихуаной балуется.

– А где Валюта?

– Ни Валюты, ни валюты с нее, – буркнул Клин.

– На «субботник» она вчера попала, – вздохнула Катюха. – «Отморозки» какие-то по кругу ее пустили, а вместо бабок трендюлей навешали и сигареты зажженные в задницу.

Такое могло случиться и с Ксюшей. Ей стало немного не по себе.

– Хорошо, до смерти не забили, живой отпустили. Дома она, раны зализывает.

– Я с Персом это дело перетер, – не оборачиваясь к ним, бросил Пашка. – Обещал мне козлов тех на понятия поставить. Да и мне самому кое-кого на понятия ставить придется.

От него веяло угрозой. Ксюша почуяла неладное.

Предчувствие не обмануло ее. На полпути к столице Вертолет свернул в какой-то лесок, отъехал подальше от дороги и остановился.

– Выходи! – хищно посмотрел он на Ксюшу.

– Что такое? – спросила она, выходя из машины вместе с ним.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – зло спросил он.

– По поводу?

– По поводу бабок.

– Бабок?

– Тебе клиент сегодня сколько отстегнул?

– Какой клиент?

Ксюше стало страшно.

– А тот, который тебя всю ночь сегодня драл.

– А-а, этот, – натянуто улыбнулась она.

– Так сколько он тебе дал?

– Нисколько, – соврала она.

И тут же сильный удар в живот заставил ее пожалеть об этом.

– Кому ты, мочалка драная, заливаешь? – заорал на нее Вертолет. – Он тебе полтинник «зеленый» за отсос на лапу сунул. Где бабки?

– Дома.

– Запомни, тварь, ты у меня как на ладони. Я каждый твой блядский шаг вижу. Короче, соска ты голимая, полтинник вернешь и стольник штрафа.

– Ладно.

– Да кто тебя спрашивает? – рассмеялся Пашка.

И снова ударил ее в живот. Задыхаясь от боли, Ксюша пригнулась к самой земле.

– Я тебе, падле, работу даю, «крышей» крою, а ты, сука, меня кидаешь.

«Крышей» он кроет. Только Валюту его «крыша» от «отморозков» почему-то не спасла. Но вслух об этом Ксюша сказать не рискнула.

– Короче, лярва, еще такое повторится, и я тебя урою. Вали в машину!

С трудом распрямившись, она доковыляла до «Волги» и ввалилась в салон. Ленка и Катюха смотрели на нее так, будто она с веселой прогулки вернулась. Ну да, ничего ведь и не случилось. Подумаешь, пару раз под дых схлопотала.

Ксюша закусила губу и отвернулась от всех к окну.

– Тебе больничный не полагается, – трогаясь с места, усмехнулся Паша. – Будешь работать сегодня за двоих!

Понятно... Все бабки, что она сегодня заработает, целиком уйдут этому козлу.

* * *

Рубаха и парусиновая ветровка нещадно воняли плесенью, но Мирон балдел от этого запаха. Это был запах свободы. Семь лет пролежали его шмотки на складе колонии строгого режима, ждали своего хозяина. И дождались. В них свободный гражданин Скорпицын вышел за железные ворота КПП. Вот она, свобода! Небо встречает его нудным моросящим дождем, земля – унылым пейзажем обнищавшего горняцкого поселка, но ему все п о фигу. Он волен как ветер, в кармане пятьсот сорок семь тысяч рублей и справка об освобождении. Кайф! И его не обломает даже ураган-цунами! Наконец-то свершилось.

Полгода в следственном изоляторе, семь лет на зоне – и все из-за какой-то чешуи. На мужика одного с пацанами в подворотне наскочили, шапку с него сбили, часы, «лопатник» приханырили. Шапка пыжиковая, часы «Слава» – красная цена три рубля в базарный день, в бумажнике – шесть рублей восемьдесят четыре копейки. Короче, не навар, а лажа сплошная. Ну и морду козлу этому начистили, оторвались, что называется. А через день дома у него менты появились. «Гражданин Скорпицын, вы арестованы!» В наручники закоцали и в «воронок» закатали.

Мужик, оказывается, его одного только запомнил. На других менты через Мирона выйти надеялись, да только ни хрена у них не вышло. Никого он не сдал – на себя все взял. Сам на мужика, мол, наехал, в одиночку грабанул, сам же его по башке хряпнул. А если ему кажется, кто-то был еще – так это у страха глаза велики. И впаяли срок ему одному. Он в места не столь отдаленные, а Лишай, Горюн и Мультик, кореша его, на воле вольной. Такие вот дела.