Гриада

Резко оборачиваюсь, чтобы узнать, почему он выключил аппарат. Всегда уравновешенный, почти безжизненный, Югд взволнован и смотрит на меня враждебным взглядом своих неприятных глаз.

– Нельзя… – произносит он. Металл так и звенит в его голосе.

– Почему? – изумленно спрашиваю я.

Грианин молчит, он явно не хочет отвечать. Очевидно, мы краем глаза коснулись какой-то тайны. Медленно протягиваю руку снова к диску включения и жду, что будет делать Югд. Самойлов предостерегающе берет меня за локоть.

– Оставь, – мягко говорит он, осторожно косясь на Югда. – Вероятно, у него есть причины так поступать.

– Нет, вы видели, Петр Михайлович! Колоссальная гора правильной геометрической формы! А какой чистый серебристо-голубой цвет! Что бы это могло быть?

– Я думаю, мы это вскоре узнаем, – отвечает академик, понизив голос.

Югд подозрительно вслушивается в наш разговор, но, ничего не поняв, выходит в соседний зал, бросив оператору какое-то приказание. Оператор полностью отключает телеаппарат.

Присматриваемся к оператору. На первый взгляд он ничем не отличается от тех гриан, которых мы встречали до этого; но при более внимательном наблюдении я замечаю, что в отличие от Элца и Югда, которые держат себя высокомерно и уверенно, в поведении оператора чувствуется какая-то подавленность, а в глазах не горит тот огонь знания, который так красит уродливые лица гриан. Внимательно смотрю оператору прямо в глаза. Он быстро опускает их. Глаза у него как у ребенка: чистые и ясные. Впечатление такое, что по развитию он недалеко ушел от новорожденного младенца. Оператор отворачивается к пульту и продолжает работать с поразительной быстротой, словно автомат, безошибочно ориентируясь в путанице приборов и деталей сложной радиосхемы. Его движения кажутся заученными, неосмысленными. Вероятно, это результат многолетней однообразной повторяющейся практики.

– Друг, – говорю я, – нельзя ли снова включить телеприемник?

Оператор пугливо осматривается по сторонам и отрицательно качает головой. Мы уже довольно свободно объясняемся с грианами с помощью портативных лингвистических аппаратов. Поэтому я продолжаю допытываться:

– Почему нельзя?

Оператор смотрит на дверь зала, куда только что вышел Югд, и тихо роняет непонятные слова:

– Я не знаю почему… Мы как в темноте… Нельзя нарушать великий распорядок жизни… иначе – ледяные пустыни Желсы.

– Что за великий распорядок жизни? – удивленно спрашивает академик. – Какие ледяные пустыни?

Вероятно, Петр Михайлович поражен. Высокая техника Гриады автоматически ассоциировалась в его сознании с общественным устройством типа государства Солнца древнего утописта Кампанеллы.

– А какой у вас общественный строй?

– Я не знаю, что такое общественный строй, – бесстрастно отвечает оператор.

– Кто у вас управляет страной? – поясняю я вопрос академика. – Кому принадлежит власть?

В это время в зал быстро входят Элц, Югд и несколько других гриан. Они, вероятно, слышали последнюю фразу. Элц подозрительно смотрит то на меня, то на оператора. Последний дрожит от страха: я вижу, как побелело его лицо.

– О чем он тебя спрашивал?

Югд берет оператора за руку и пристально всматривается в его глаза.

Оператор еще сильнее бледнеет и бессмысленно бормочет, тряся головой.

– О чем же? – звенит металл неприятного голоса.

– Я не понял… не знаю… Какой-то общественный строй…

– Да, да! – вмешиваюсь я. – Я хотел спросить, какой общественный строй на Гриаде.

Элц подает знак, и Югд оставляет в покое несчастного оператора. От страха тот не в состоянии выполнять свои заученные операции.

Гриане холодно рассматривают меня с ног до головы, словно видят в первый раз. Элц что-то говорит своим спутникам. Они забирают оператора и быстро уходят. Остаемся вчетвером: мы с Самойловым, Элц и Югд.

– Общественный строй? – медленно переспрашивает старик, думая о своем. – Кто у власти?

Он кивает Югду, и тот включает экран, на котором возникает огромный сводчатый зал с роскошными ложами. В зале не менее трех сотен таких же облезлых стариков, как и Элц.

– Вот кто! – Элц выбрасывает указательный палец в сторону экрана.

– Избранники народа? – пытается уточнить Самойлов.

– Это Познаватели, потомки Хранителей Знаний, – отвечает Элц, и в глубине его зрачков вдруг загорается злорадство.

– Объясните, пожалуйста, кого вы имеете в виду, – деликатно просит Петр Михайлович. – Насколько мне известно, люди науки, как правило, далеки от административного честолюбия. У нас на Земле управление поручено специальным людям – избранникам трудового человечества. У вас же, по-видимому, техническая автократия?

Теперь недоумевает Элц.

– Гриада выполняет распоряжения Познавателей, – говорит он через некоторое время. – Понятие «общественный строй» сохранилось лишь в нижних слоях Информария.

– Я что-то ничего не понимаю…

– Это же просто, – академик напряженно размышляет над словами Элца. – В ответе грианина заложен большой смысл. Скажите, нельзя ли побывать в вашем Информарии? – обращается он к Элцу.

Грианин колеблется, но потом, что-то вспомнив, соглашается допустить нас в Информарий.