Грезы о Земле и небе

К пятому классу я перечитал все фантастические книжки, имевшиеся в нашей школьной и в двух городских библиотеках, и кое-что очень важное узнал о жизни — например, о бодрящих энергетических лучах из романа Сергея Розвала «Лучи жизни» (1949) и, наоборот, о смертельном излучении из романа Валентина Иванова «Энергия подвластна нам» (1951), о путешествиях вглубь земли на мощных машинах, придуманных Вадимом Охотниковым («Дороги вглубь», 1950) и Григорием Адамовым («Победители недр», 1937), о путешествии в загадочный мир, заселенный по воле академика В. А. Обручева доисторическими животными («Плутония», 1924), о воздействии на наш мозг радиолучей-убийц, описанных фантастами Александром Беляевым («Властелин мира», 1926) и Сергеем Беляевым («Радиомозг», 1927), и, наконец, о путешествиях в космос, которые, оказывается, можно совершать не только в артиллерийских снарядах и ракетах, как в удивительной книжке К. Э. Циолковского «Грезы о Земле и небе» (1938), но даже и в настоящей водяной гигантской капле из романа «Небесный гость» (1937) все того же Александра Беляева. В этой повести двойная звезда, близко подошедшая к Солнечной системе, силой своего тяготения сорвала с нашей планеты часть Мирового океана — вот умные люди, которые заблаговременно позаботились о специальных аппаратах, и путешествуют теперь по мировому пространству внутри гигантской водяной капли.

Я балдел от открывающихся возможностей!

Вот летит обыкновенный инженер (даже фамилия у него — Лось) на красную планету Марс (Алексей Толстой, «Аэлита», 1923), а с ним боевой товарищ Гусев.

«Я грамотный, — так говорит он о себе. — Автомобиль ничего себе знаю. Летал на аэроплане наблюдателем. С восемнадцати лет войной занимаюсь».

Да, не простое это занятие — война… «По совести говоря, я бы сейчас полком должен командовать, — характер неуживчивый! — признавался товарищ Гусев. — Прекратятся военные действия, — не могу сидеть на месте: сосет. Отравлено во мне все. Отпрошусь в командировку или так убегу. Четыре республики учредил, — и городов-то сейчас этих не запомню. Один раз собрал сотни три ребят, — отправились Индию освобождать. Хотелось нам туда добраться. Но сбились в горах, попали в метель, под обвалы, побили лошадей. Вернулось нас оттуда немного. У Махно был два месяца, погулять захотелось… ну, с бандитами не ужился… ушел в Красную Армию… На Марсе пригожусь!»

Конечно, пригодился. Потому что и на Марсе — революция.

Правда, советский критик Георгий Горбачев (разумеется, об этом я узнал много-много позже) отнесся к моему любимчику из замечательного романа Алексея Толстого весьма жестко. «Гусев — не пролетарий, не коммунист, — так писал Горбачев, — он деклассированный империалистической и гражданской войнами крестьянин, бывший махновец, потом буденновец, типичнейший партизан, авантюрист, сочетающий революционный подъем с жаждою личного обогащения. Он загребает в свои руки… в первую голову золото и „камушки“. Гусев — националист, и первая его мысль по приезде на Марс — присоединить Марс к РСФСР, чтобы утереть нос Англии и Америке… Он бросает марсиан в прямой бой, не расспросив о силах врагов и друзей, об общей ситуации на Марсе. При всем его сочувствии угнетенным, — он, вернувшись на Землю, изолгался, захвастался, потом основал акционерное общество, правда, под предлогом освобождения Марса от олигархии. Не рабочий, не коммунист — взбунтовавшийся, деклассированный, жадный, мелкий собственник воплощает у Толстого русскую революцию».

Хорошо, что в детстве мы критику не читаем.

После «Аэлиты» я разыскивал все книжки Алексея Толстого.

«Путь, которым шел пароход, — („Древний путь“, 1927), — был древней дорогой человечества из дубовых аттических рощ в темные гиперборейские страны. Его назвали Геллеспонтом в память несчастной Геллы, упавшей в море с золотого барана, на котором она вместе с братом бежала от гнева мачехи на восток. (Каждое слово в тексте Толстого казалось мне волшебным! — Г. П.) Несомненно, о мачехе и баране выдумали пелазги — пастухи, бродившие со стадами по ущельям Арголиды. Со скалистых побережий они глядели на море и видели паруса и корабли странных очертаний. В них плыли низенькие, жирные, большеносые люди. Они везли медное оружие, золотые украшения и ткани, пестрые, как цветы. Их обитые медью корабли бросали якорь у девственных берегов, и тогда к морю спускались со стадами пелазги, рослые, с белой кожей и голубыми глазами. Их деды еще помнили ледниковые равнины, бег оленей лунной ночью и пещеры, украшенные изображениями мамонтов. Пелазги обменивали на металлическое оружие животных, шерсть, сыр, вяленую рыбу. Они дивились на высокие корабли, украшенные на носу и корме медными гребнями. Из какой земли плыли эти низенькие, носатые купцы? Быть может, знали тогда, да забыли. Спустя много веков ходило предание, будто бы видели пастухи, как мимо берегов Эллады проносились гонимые огненной бурей корабли с истерзанными парусами, и пловцы в них поднимали руки в отчаянии, и будто бы в те времена страна меди и золота погибла».