Капитан сунула руку в отверстие сетки и вытащила большой черный шар с неправильной формы отверстием. Внутри шара было нечто иссохшее и шелушащееся, похожее на безногую курицу, виденную ею во время поездки к колодцу. Лицо почти уже отсутствовало и не поддавалось узнаванию.
Она не успела еще задаться вопросами, что же теперь делать и огорчает ее все это или нет, как заработал коммуникатор.
Ну что же, можно не сомневаться, это они и есть, копы. Да и этот грубый, нелюдской акцент говорил сам за себя. И все же капитан одним толчком перенеслась обратно к пульту и взглянула для проверки на экран.
И вот оно, пожалуйста, в кошмарном, не для человеческого глаза цвете: синяя, гладко выбритая собачья морда какой-то эладельди из транспортной полиции
Само собой, инспектором была тоже эладельди. Она ни на секунду не расставалась с антиаллергенным ингалятором и с того самого момента, как вышла в сопровождении двоих своих подчиненных, непрерывно демонстрировала, насколько он ей необходим, прерывая все дела, чтобы тщательно попрыскать в одну и в другую ноздрю.
— Жют, Табита, капитад, — сказала она, как положено по закону. — Я уболдомочена обыскад баш кораб.
Табита очень жалела, что нет у нее под рукой, да и вообще нигде нет своего собственного ингалятора. И не на Умбриель была у нее аллергия, и даже не на эладельди. У нее была аллергия на копов. Один уже вид полицейского превращал ее в нервозную, дурно воспитанную, крайне раздражительную особу. Из рефлекторной своей поперечности она заранее отключила Алису.
— С какой такой стати? — вопросила она, не вставая и не отходя от пульта. — В чем дело?
— Я уболдомочена обыскад баш кораб, — повторила инспекторша. — Атстегниде, пожаста, баш гамак и адайдиде ад бульда.
Сквозь стекло иллюминатора был виден патрульный корабль: каледонский «Кумулюс» громоздился над посадочным полем как средних размеров крепость. Почерневшие дюзы двигателей выступали из его корпуса словно крупнокалиберные орудия, угрожавшие грязному льду полным уничтожением.
Засунув лапы в карманы форменного плаща, инспекторша стояла в самом центре кабины. Молча, легким движение морды она направила одного из своих подчиненных в основную часть корабля. Тот рысцой миновал трюмный люк, загерметизированный Табитой перед заходом на посадку, и скрылся в узком проходе, который вел на корму, к жалкому подобию капитанской каюты.
— Поищи там, поищи, может, что-нибудь и найдешь! — крикнула вслед ему Табита. — Лично у меня не получается.
Она враждебно нахмурилась на правоохранительницу, та же хмурилась на нее с откровенным подозрением, а затем окинула неприязненным взглядом раскиданный по кабине хлам — пустые упаковки от еды и нестираные майки, опять поднесла к носу свой ингалятор и пару раз им длинно прыснула.
— Капитал Жут, одойдиде, пажаста, од булда, — сурово приказала она. — Я брошу вас бежливо.
— А я вот вежливо вас прошу объяснить мне, что за херня здесь происходит, — сказала Табита, но все же расстегнула свой гамак, выбралась из него и неохотно отошла от пульта.
И тут же на ее месте оказался другой полицейский, он вставил в вертушку какой-то диск без этикетки и начал стучать по клавиатуре.
— Вы там с ней поосторожнее, — охолодила Табита оккупанта, — а то шарахнете не по той клавише, и будет вам весело, как не знаю что.
Инспекторша уставилась на Табиту, явно намереваясь что-то сказать, но тут послышался грохот сапог по палубе, и из прохода вылетел полицейский с маленьким пластиковым пакетом какой-то сушеной травы. Остановившись перед начальницей, он вручил ей свою добычу на осмотр.
— Орегано, — сказала Табита.
Инспекторша устало взглянула на пакет, сунула его в карман плаща и коротким взмахом лапы послала замершего в ожидании полицейского продолжать обыск.
— И где он только его нашел? — поразилась Табита.
— Одгройде трум, — приказала ей инспекторша.
— Только имейте в виду, что там жуткий бардак, — предупредила Табита. — Этот ее груз малость попортился. Я ей заранее говорила, что так не советуют. В смысле — говорила этой самой Бад. Принцессе Бадрульбудур. Уж это-то имя вам наверняка знакомо.
Из глубины гортани инспекторши выкатился низкий фыркающий звук.
Трюмный люк широко распахнулся. Бардачность бардака, царившего в трюме, превысила все ожидания. Многие изображения взорвались наподобие венерианских грибов-дождевиков, их желтые липкие ошметки забрызгали пол и все стены, как в древние времена подгоревший кухонный жир. У Табиты мелькнула на мгновение мысль, что с них теперь станется отобрать у нее лицензию за санитарное нарушение.