Меж тем, не теряя надежды увидеть Гарбо в новой роли, фотограф, пребывавший в Англии, пишет возлюбленной: «Я прочитал в газете, что ты подписала контракт и собираешься сниматься в фильме. Возможно, это правда. И если это так, то, как я понимаю, ты сейчас занята приготовлениями, упражняешь свои лопатки и висишь на трапеции. Мне только остается надеяться, что фильм получится замечательный, что это даст тебе возможность приехать сюда ко мне и провести несколько бесконечных мгновений со своим возлюбленным».
Но Гарбо не оправдала надежд ее любимого Битти. В другой раз он слышит, что она согласна взяться за роль в фильме Уолтера Вангера «Герцогиня де Ланже». Однако проект создания фильма, как и предыдущие попытки такого рода, потерпел неудачу. Компания переживала финансовые трудности, и Гарбо ошарашили предложением… оказать проекту финансовую поддержку. «Да, они готовы приступить к съемкам, – запишет Сесиль. – Когда же постепенно выяснилось, что у них на счету ни гроша, они вынудили ее поехать в Рим и там пытались склонить ее к ведению переговоров – чтобы она улыбалась итальянским толстосумам, для того чтобы те раскошелились на фильм с ее участием. Разумеется, на это она не согласилась…»
Как отметит Залька Фиртель, именно эта неудача вынудила Гарбо раз и навсегда отказаться от дальнейших попыток сниматься в кино.
В мемуарах Мерседес де Акоста имеется такое признание о Грете: «Когда мы вместе жили в Голливуде, она почти каждый вечер возвращалась домой из студии вся в слезах, несчастная до глубины души, и обычно запиралась в чулане или же днями ни с кем не заговаривала. Но теперь Грета обрела стабильность – и хотя она донельзя требовательна к себе в своей работе, она никогда не бывает довольна картиной. Ей хочется, чтобы каждая сцена с ее участием была доведена до совершенства, и поэтому та никогда не соответствует ее высоким требованиям. Вот почему она никогда не ходит на предварительные просмотры. От них Грета только расстраивается или впадает в депрессию, но она весьма интуитивная актриса и не знает, что делает…»
Как-то актриса предельно искренне призналась в том, как и что ей хотелось бы еще сыграть: «Если бы у меня была возможность играть одной, когда мне этого захочется. Если бы у меня была возможность взлететь, устремиться ввысь. Но все зависит от совершенства механических вещей. При помощи камеры можно снять бессчетное количество дублей, а если вам не по душе аудитория, то как унизительно играть на потребу публике. Я не люблю играть даже в присутствии электриков, но как-то раз меня попросили сняться в фильме, где действие происходит в Венеции. Но это уже совсем не для меня – в Италии, где люди любят таращиться на тебя во все глаза…». Странное дело – она страстно хотела играть, но в то же время чтобы рядом не было ни одной живой души, даже оператора и осветителя…
«Грета сама как-то призналась мне, – в другой раз сообщает Сесиль, – что атмосфера киносъемок обладает какой-то редкой интимностью». А вот еще одна зарисовка. Фотограф присутствовал в момент, когда Грете Гарбо позвонила ее агент Минна Уоллис и сообщила о предложении сыграть какую-то совершенно неподходящую роль, и Грета тогда сказала ему: «Ну как я смогу предстать перед камерой, если я перед этим хорошенько не выспалась, а я ведь буду волноваться и ни за что не усну, и вообще, сниматься – ужасно суматошное дело: ведь ты уже не принадлежишь самому себе, приходится играть перед посторонними людьми, электриками, осветителями…»
В уходе Гарбо из киноискусства была своя загадка, не понятная современникам великой голливудской актрисы. Многие пытались понять этот неординарный шаг – на пике славы; многие пробовали анализировать, сопоставлять, другие – пожелали прилюдно осуждать и насмехаться. Можно, конечно, сказать, что ответ на этот вопрос лежит в той же загадочной плоскости, что и замкнутость, отчужденность Греты. Не зря ведь о ней было сказано: «Чтобы понять Грету, нужно понять Север».
Думается, что разгадка в том, что она совершила фатальную ошибку, когда решила пойти по пути лицедейства, не свойственному здоровым дикой природной крепостью натурам… и вот теперь, уходя из мира грез, открещиваясь от этого извращенного мира, – она пыталась найти саму себя, потерявшуюся на целлулоидной кинопленке…
«Когда она еще снималась в кино, то возбуждала воображение художников и других творческих натур, именно поэтому она пользовалась успехом, и поэтому вполне естественно, что я смог многое понять в ней, благодаря тому образу, что жил на экране и был окружен ореолом легенд. Как муза, она была в общем пользовании…» Так трогательно и правдиво подметил ее друг Сесиль Битон.
Но еще ее проблема ухода из искусства лежала в другой, малозаметной всем остальным плоскости: ей бы хотелось играть романтические роли персонажей, наполненных внутренним трагизмом, мятущихся между женственной мягкостью и суровым мужеством, – Жанну д’Арк, Гамлета… А тайной заветной мечтой актрисы стал навязчивый образ классического латентного героя Дориана Грея.