Маура прошла из холодного гаража в дом, где ее приветствовали ароматы жареного цыпленка, чеснока и розмарина. Как здорово, когда тебя встречают запахи домашнего ужина и кто-то тебя ждет. Она услышала, что в гостиной работает телевизор, и пошла на звук, снимая на ходу пальто.
Виктор сидел по-турецки на полу возле елки, пытаясь распутать мишуру. Увидев ее, он смущенно улыбнулся.
— Я так и не научился это делать.
— Я не ожидала всего этого, — сказала она, оглядывая гирлянды фонариков.
— Знаешь, я так подумал, уже восемнадцатое декабря, а у тебя даже елки нет.
— Мне некогда было ставить ее.
— Для Рождества всегда должно быть время, Маура.
— Это что-то новое. Помнится, именно у тебя в праздники находились срочные дела.
Он оторвался от серебристой мишуры и посмотрел на нее.
— Ты собираешься до конца дней припоминать мне это?
Маура замолчала, пожалев о своих словах. Нехорошо было начинать вечер, возобновляя давние споры. Она повернулась, чтобы повесить пальто в шкаф. Стоя к нему спиной, крикнула:
— Выпьешь что-нибудь?
— Да, все равно что.
— Даже если это женский напиток?
— Разве я когда-нибудь был женофобом по чести коктейлей?
Она рассмеялась и пошла на кухню. Достала из холодильника лаймы и клюквенный сок. Потом смешала компоненты для коктейля в шейкере. Стоя возле раковины, она трясла шейкер, в котором были лед и ликер, и чувствовала, как индевеет металлический контейнер. Тряси, тряси, тряси, как в игре в кости. Собственно, все в жизни игра, и прежде всего любовь. В последний раз я проиграла, думала она. А сейчас — на что я рассчитываю? Что мне повезет и все наладится между нами? Или будет очередной проигрыш и разбитое сердце?
Она разлила ледяную жидкость в два стакана для мартини и уже собралась нести их в комнату, как вдруг заметила, что мусорная корзина набита упаковками из-под ресторанных блюд на вынос. Она улыбнулась. Выходит, никакого чуда не произошло, и Виктор не превратился в шеф-повара. За их сегодняшний ужин следовало поблагодарить ресторан «Нью Маркет Дели».
Когда она зашла в гостиную, Виктор уже покончил с мишурой и убирал пустые коробки из-под украшений.
— Ты столько всего накупил, — сказала она, выставляя бокалы на кофейный столик. — Лампочки, гирлянды и все такое.
— Я не нашел рождественских игрушек в твоем гараже.
— Я все оставила в Сан-Франциско.
— А новые так и не купила?
— Я не наряжаю елок.
— Прошло три года, Маура.
Она села на диван и неторопливо глотнула коктейля.
— А когда в последний раз ты доставал коробку с огоньками?
Виктор промолчал, глядя на груду пустых коробок. Когда он наконец ответил, взгляд его был устремлен в сторону.
— У меня тоже не было настроения праздновать.
Телевизор по-прежнему работал, и хотя звук был приглушен, на экране вспыхивали отвлекающие кадры. Виктор потянулся к пульту и выключил телевизор. Потом сел на диван, расположившись на удобном расстоянии — вроде бы и не касаясь ее и все-таки достаточно близко, чтобы не исключать никаких возможностей.
Он посмотрел на стакан с коктейлем и удивленно произнес:
— Розовый.
— Это космополитен. Я предупреждала тебя, что коктейль будет девчачьим.
Он сделал глоток.
— Похоже, девушкам в этом мире достается все самое лучшее.
Они сидели молча, потягивая коктейли и глядя на мерцающие рождественские огоньки. Идиллия домашнего уюта. Но Маура ни на мгновение не расслаблялась. Она не знала, чего ожидать от этого вечера, не знала, чего ждет Виктор. Все в нем было знакомым, и это сбивало с толку. Его запах, отблеск света в его волосах. И такие малозначительные штрихи, которые ее всегда подкупали, поскольку говорили в пользу его непритязательности: поношенная рубашка, линялые джинсы. И часы «Таймекс» все те же, которые он носит со дня их знакомства. Он всегда говорил: «Я не могу приехать в страну третьего мира с „Ролексом“ на запястье и предложить свою помощь». Виктор был донкихотом своего времени, сражавшимся с мельницей нищеты. Она, может, и устала от этой борьбы, но Виктор до сих пор был в самой ее гуще.
И за это Маура не могла не восхищаться им.
Он поставил свой стакан.
— Сегодня опять рассказывали про монахинь. В новостях.
— Что говорят?
— Полиция обыскивала пруд за монастырем. В чем там дело?
Она откинулась на спинку дивана, чувствуя, как алкоголь начал снимать усталость.
— Нашли младенца в пруду.
— Ребенок монахини?
— Ждем результатов анализа ДНК, чтобы подтвердить это.
— Но ты не сомневаешься в том, что это ее ребенок?
— Должен быть ее. Иначе дело усложнится до невозможности.
— Так вы сможете установить и личность отца, если есть ДНК.
— Сначала нам нужно имя. И даже если мы установим отцовство, открытым останется вопрос, был ли секс добровольным, или это изнасилование. А как это доказать без свидетельских показаний самой Камиллы?
— И все-таки это представляется возможным мотивом для убийства.
— Совершенно верно.
Маура допила коктейль и поставила стакан на столик. Зря она выпила до ужина. Алкоголь в сочетании с недосыпом затуманивал мозги. Она потерла виски, пытаясь заставить себя соображать.
— Мне следовало бы покормить тебя, Маура. Судя по твоему виду, день был тяжелый.