Грешница

У медленно приближающегося графа лицо так потемнело от гнева, что Синджин напрягся, готовясь к удару. Но граф не ударил его. Он нагнулся немного вперед, так, что его лицо находилось очень близко от лица Синджина, и затем, нарочно грубо схватив его за плечи, чтобы причинить боль, сказал тихим шепотом:

— Если ты прав, винить нужно тебя за совращение моей дочери, если ты врешь, я изобью тебя, как мерзкую дворняжку, за осквернение имени моей дочери.

Я проклинаю тебя за то, что ты зародил ребенка в утробе моей дочери, и ты поплатишься за это, Сейнт Джон.., горько. Этим договором, своей кожей, своим душевным спокойствием.

Побледнев от ужасной хватки графа, Синджин мрачно сжал зубы, твердо решив не опозориться, упав в обморок. Его взгляд встретился с взглядом графа.

— Пошел к черту, — слабо сказал он.

Пальцы графа сжались еще сильнее.

В ушах у Синджина зазвенело, перед глазами поплыли черные точки, и только железная выдержка спасла его сознание от зовущего забытья. Пот выступил над верхней губой, пальцы побелели от напряжения, а зубы обнажились в отвратительной улыбке.

— Не могли бы наши адвокаты обсудить это? — прошептал. Синджин. — Потому что я больше не могу сконцентрироваться.

— Для тебя все игра, — возмутился граф, — соблазнение моей дочери тоже… — В ярости от бесполезного крушения жизни своей дочери и несправедливого бессовестного высокомерия своего зятя, даже в отчаянном положении, он хотел убить пресловутого распутника, разрушившего судьбу Челси.

«Я могу уничтожить его, — думал граф, — выжать из него жизнь и кровь и спасти мир от развращенности его небрежных грехов». Он еще сильнее сжал пальцы, и чувство удовлетворения хлынуло в мозг Фергасона, когда причиняемая им боль стала сильнее. О страданиях Синджина свидетельствовали вздувшиеся вены на шее, пот заливал ему глаза, а ноги сильно упирались в пол, словно помогая прямо сидеть на стуле.

Ничто не нарушало тишину комнаты, кроме мучительного скрежещущего дыхания Синджина.

— Боже милостивый, помоги мне, — воскликнул Фергасон в горячечном порыве, отпуская плечи Синджина. — Я не могу… — Он резко выпрямился и свирепо посмотрел на герцога. Он не мог убить связанного человека, даже находясь в крайнем возбуждении.

Прошла минута, прежде чем уничтоженные болевые центры в голове Синджина среагировали, и еще несколько секунд, прежде чем нервная система получила сообщение о спасении. Его зубы разжались, и он набрал достаточно воздуха в легкие, чтобы вновь сказать с донкихотским высокомерием:

— Если это игра, Фергасон, когда моя очередь?

— Возможно, когда родится твой ребенок, — резко произнес в ответ отец Челси. — И ты назовешь оружие.

— Что за неожиданное рыцарство, Дамфрис? Почему бы просто не избить меня до смерти? — Голос Синджина был слабым от переполняющего его гнева.

Если говорить правду, то граф был глубоко обеспокоен разоблачениями Синджина. Если раньше он не знал о тайных свиданиях между герцогом и его дочерью, кроме единственной ночи в Ньюмаркете, то теперь он был принужден столкнуться с большой вероятностью виновности Челси. А также своей, если утверждение Сета о деньгах было правдой. Ум отказывался привести в Порядок хаос, царивший в его голове, у него щемило сердце и болела душа за несчастное будущее своей дочери. Герцог Сетский, символ порока, ублажающий всю женскую половину Лондона, пользующийся дурной славой с юношеских лет, при нормальных обстоятельствах был бы последним в списке возможных мужей для его дорогой дочери.

— Не торопи судьбу, Сейнт Джон, — резко сказал граф и, вдруг повернувшись, вышел из комнаты.

Челси даст ответы на его вопросы.

* * *

Графа и его сыновей видели уезжающими утром четвертого дня.

Когда сообщили новость Сенеке, он сказал:

— Наконец-то.

Сенека исчез на остаток дня, готовя побег Синджина.

Глава 27

Необычная труппа двигалась вперед по серой, каменистой местности. Над ними кружили морские птицы, встречая, криками их вторжение или, возможно, разноцветные флаги, привязанные к закрытой повозке, которую тащили два великолепных гнедых.

Четыре всадника, закутанные в огромные черные плащи, развевающиеся от влажного бриза, дувшего с Северного моря, ехали вслед за повозкой. Их лица нельзя было разглядеть из-за капюшонов.

Человек экзотической внешности, правящий повозкой, был одет в кожаный костюм с бахромой. Его голову украшали торчащие перья и блестящие кожаные нити с бусами. Рядом сидел пятый закутанный в плащ человек, играя на странной флейте из резной слоновой кости, чей навязчивый звук уносили вперед своенравные ветры.

Когда они приблизились к серой гранитной постройке, показались вооруженные шотландцы, которые стали внимательно их рассматривать. А члены труппы отмечали про себя посты охраны: четверо у конюшни, трое на вершине холма над домом, двое сзади, один у окна комнаты Синджина, еще двое у окон на первом этаже. Не хватало одного из пятнадцати мужчин, несущих дежурство по двенадцать часов, который выполнял другие обязанности.