Ниже Тиме было уже не упасть. Он вел жизнь, которая ужаснула бы самых грязных бродяг. Полный край: гниющие руки, ни копейки денег, зависимость от всех на свете наркотиков… А потом он вдруг обнаружился в церкви. Шесть часов от города на машине — какой-то одинокий монастырь в лесу.
Жизнь так устроена, что в конце концов каждый получает то, что хочет. Я играю музыку, и за это мне платят неплохие деньги. Тима Земляникин отрастил бороду и ушел в монастырь. А моя бывшая жена живет в Мексике. В Петербург она теперь приезжает, только чтобы навестить маму.
Недавно мы встречались. Мне показалось, что Наташа деградировала и, в отличие от меня, здорово постарела. Болтать нам было особенно не о чем. Наташа рассказывала, что до меня виделась с подружкой Леной — той, которая в свое время надоумила ее заниматься проституцией. Оказалось, эта Лена тоже уже лет восемь как живет в каком-то монастыре. Вроде бы даже звонит там в колокола.
Сперва Тима, потом эта Лена. Интересно, да? Зачем они все туда приходят? По уши изваляются в грязи, перепробуют все самое омерзительное, что только есть в мире, — а потом вдруг оказываются в церкви.
Зачем? Неужели они и до сих пор надеются найти место, в котором все и всегда будет хорошо?
Сейчас у меня выходит новый альбом. В качестве промо-акции журнал Rolling Stone мне предлагал собрать всех, кто уцелел от первого состава «Ножа для фрау Мюллер». Наш менеджер созванивался с Тимой. Он в курсе наших пластинок, вроде бы даже купил их все. Но встречаться не захотел, сказал, что для него это дело прошлое. Говорят, он принял у себя в церкви какой-то сан и теперь носит смешное церковное имя, типа «отец Афиноген».
Увидеть Тиму я бы, может, и хотел. Но разговаривать с бородатым человеком по имени Афиноген мне не о чем. У каждого из нас своя жизнь. Я играю музыку и получаю за это адекватные деньги. А Тима отгородился от мира церковными стенами и думает, что теперь у него все хорошо… Он сидит у себя в лесу и думает, что нашел место, где можно пересидеть… Где все всегда будет спокойно…
Глава 3
Рок-н-ролл никогда особенно меня не интересовал. В детстве я учился в музыкальной школе, а потом поступил в музыкальное училище имени Римского-Корсакова. Музыканты главных городских рок-н-рольных команд учились либо вместе со мной, либо где-нибудь в параллельных потоках. Было бы странно, если бы этих ребят я воспринимал как звезд, не правда ли?
У себя в училище я довольно часто встречал Севу Гаккеля с виолончелью. Тогда Сева еще играл с группой «Аквариум» и мои одноклассники относились к нему как к богу. Все вокруг только и говорили, что о группах «Кино», «Аквариум» и русском роке. Но сам я на большом рок-концерте побывал всего один раз. Это была группа «Алиса», и единственное, что я помню из выступления, — на саксофоне там играл парень, которого я постоянно встречал у себя в училище.
Ни в «Рок-клуб», ни позже в клуб TaMtAm я не ходил. В конце 1980-х меня интересовали совсем другие места. Все свободное время проводил в кафе ЛДМ — Ленинградского Дворца молодежи.
Первый раз во Дворец молодежи меня привел приятель. Был май — самое начало белых ночей. Мне было пятнадцать лет. Я рос довольно домашним мальчиком. И то, что я увидел в ЛДМ, меня поразило.
Официально все это называлось «Вечерами отдыха»: начало в восемь, отбой в 23–00. Никакой ночной жизни в Ленинграде тогда не существовало. На пятимиллионный мегаполис имелась от силы дюжина дискотек. ЛДМовская входила в тройку лучших. Над барной стойкой там висели мониторы. На экране крутились первые эмтивишные видеоклипы. Было приятно обнаружить, что вокруг тебя сидят парни, одетые в такие же джинсы и такие же кроссовки, как европейские рок-идолы.
После школы я шел домой и думал только об одном: скорей бы вечер. Приходить в ЛДМ было принято часам к шести. А потом выяснилось, что приезжать можно и к пяти… и к четырем… спустя еще полгода я приезжал туда сразу же после школы.
В ЛДМ ходило много детей из хороших семей — фарцовщики, дочки артистов, сыновья советских богатеев. Кто-то что-то покупал, кто-то что-то продавал. Больших денег никто не зарабатывал, но и откровенно нищих не было. До начала эпохи бандитизма, когда все кидали всех, оставалось еще десятилетие.
В этой компании носили одежду, которую прежде ты видел только в кино… И какие-то разговоры, о которых раньше ты читал только в иностранных детективах… Там был сленг, который сразу показывал, к какой социальной прослойке ты принадлежишь. Фарцовщики таскали с собой целые рюкзаки модной одежды. Свой бизнес они делали там же, где и развлекались. В ЛДМовской гостинице жили иностранцы. Американцы и скандинавы спускались в кафе, а в кафе сидели мы. Школу я закончил, абсолютно не зная английского языка, но теперь мне хотелось болтать с иностранными девчонками, и ради этого язык я выучил достаточно быстро.