Грешник Шимас

Трудности и бури были ежедневными спутниками — они сохраняли тела в бодрости, а дух в постоянной готовности. Стража жила в непрестанном ожидании опасности — маленький отряд, который мог защитить себя и караван — и защищал.

Караван двигался на восток, вернее, и полудень, и восток. По пути менялся цвет листвы: зеленые леса становились ярко-красными и желтыми. Зеленеющие поля сменялись бурыми, и на многих из них злаки были уже сжаты, оставалась лишь щетинистая стерня.

Временами компания задерживалась, устраивала небольшие собственные ярмарки, выставляя на них свои товары. Торговцы под недреманным оком гансграфа покупали или выменивали дополнительные припасы и разузнавали все, что удавалось, о дороге впереди.

Первый раз на караван напали поблизости от Рейна, второй — у Мааса. Оба раза стража каравана выходила победителями. Каждый ночной лагерь был похож на крепость, а колонны напоминали армию в походе. Караванщики поднимались по сигналу трубы, выступали в дорогу по второму. Каждый день начинался с распоряжений гансграфа, восседавшего на одном из нескольких своих гигантских коней. Он часто советовался с дуайенами — старейшинами, управлявшими своими компаниями, и с теми из купцов, чье мнение уважал.

Закаты следовали за восходами, нападения чередовались с днями спокойствия. Шимас, на плечи которого легли в этом походе также и лекарские заботы, всегда был занят. Однако на душе у него было пусто и покойно — как на старом кладбище. Конечно, гансграф видел душевные искания юноши, но он предпочел молчать до тех пор, пока Шимас сам не заговорит об этом.

Заботы о раненых спутниках отвлекали юношу от размышлений о грядущем. Однако, когда все повязки были наложены и пациенты забылись сном, мысли Шимаса возвращались к почти позабытой беседе на перекрестке караванных троп.

«Пора, — как-то вечером услышал юноша внутренний голос, — пора остепениться. Так почему бы не принять приглашение принца Салеха? Он не похож на тех, кто бросает слова на ветер».

Шимас понял, что следует испросить у гансграфа свободы. Тот взглянул на юношу с улыбкой.

— Аль-Миради? Чудесное место… Тишина, благолепие, не показная, но истинная мудрость… Думаю, многие бы с удовольствием сменили уют кибитки на домик в столице такой страны. К тому же сам принц пригласил тебя… Это будет лучшей рекомендацией. Думаю, юноша, сие приглашение следует принять обязательно.

— Но как я брошу раненых?

— Ты их и не бросаешь, мальчик. Впереди еще два дня пути — и только потом тебе нужно будет повернуть на полудень. Потом день пути, переправа через пролив — и перед тобой откроется цель твоего странствия, столица. Мы же продолжим путь на полуночь…

Шимас отрицательно качнул головой — он еще не мог решиться.

— Не откладывай решение в долгий ящик, друг мой, — проговорил гансграф. — Судьба купцов — не твоя судьба. Думаю, что служба у принца Салеха будет далеко не так безоблачна, как кажется тебе сейчас. И, похоже, все, что ты узнал до сего мига, тебе еще не раз пригодится. Отправляйся, Шимас, — там, на полудне, твое грядущее.

В постоянных размышлениях прошли те самые два дня пути, о которых говорил фон Гильстерн. Пора было принимать решение. И оно пришло звездной ночью.

Шимас ушел от лагеря всего на сотню шагов. Шум засыпающего стана стихал. И из ночной тишины пологих холмов пришло к юноше странное видение: каменные стены. Ярко освещенные улицы, звук башмачков, ругань и пьяные голоса мужчин. Звон клинков и запах благовоний, женский смех и детский плач.

— Страница жизни уже перевернута, юноша. Совсем другая жизнь ждет тебя там, на полудне, — пожал плечами гансграф. — Ступай, не оглядываясь, — твои долги уплачены с лихвой. Поверь, лишь добрая память останется в наших сердцах о тех днях, что ты был с нами.

Свиток восемнадцатый

Наутро после этих слов караван отправился дальше, а Шимас повернул скакуна на полудень. После дня пути перед ним открылся пролив и изумительной красоты город вдоль его берега. Ворота городка были широко и гостеприимно открыты.

— Таукерт, город магии и мастеров.

Шимас тронул коня и, более не оглядываясь, въехал в город. Прямо от ворот весьма оживленная улица вела к огромному торжищу, знаменитому базару Газзан, — как говорили, самому богатому и прекрасному на земле.

Куда бы юноша ни посмотрел, везде толпились люди в разноцветных одеждах, и для каждого вида товаров на базаре было отведено особое место. Добравшись до ювелирного ряда, Шимас обнаружил столь роскошное собрание драгоценностей, что остановился поглядеть — и не только на драгоценности, но и на красивых девушек-рабынь, на которых эти украшения были надеты.

Каждую из этих девушек тщательно выбирали по красоте и стройности тела, и теперь эти рабыни стояли, поворачиваясь то так, то этак, чтобы получше показать бусы, серьги и браслеты. Шимасу, закаленному бойцу, было едва за двадцать. Неудивительно, что нежные улыбки девушек волновали его кровь ничуть не меньше, чем предвкушение доброго сражения. Или, быть может, даже больше…