Алекс больше не думал о будущем. Все его прежние планы рухнули, энтузиазм исчез. Работая над пьесами, он обычно вставал около одиннадцати утра, обедал с кем-нибудь из друзей, писал до шести, потом где-нибудь развлекался, домой приходил около часу ночи и (если возвращался один) писал до рассвета. У него был свой распорядок дня. Никто не указывал ему, что и когда нужно делать. Теперь Алексу хотелось, чтобы его загрузили работой, лишив возможности думать и вспоминать.
Салли являлась ему в ночных кошмарах. Алекс, конечно, понимал, что не виноват в ее смерти. Однако мысль, что он мог предотвратить несчастье, преследовала его. Алекс казнил себя и за то, что струсил и убежал оттуда. Может, ему удалось бы убедить полицейских в своей невиновности?
Но ведь всем известно, что в тюрьмах полным-полно невиновных людей. Особенно в тюрьмах других государств.
Прилетев в Нью-Йорк, он отдал проявить пленку, отснятую Салли. Собравшись с духом, просмотрел негативы и заказал фотографию с того, где сам запечатлел Салли в Монтальбане. Теперь фотография в рамке стояла на полке в его гостиной, а возле нее лежали амулеты, купленные в тот роковой ноябрьский день. Для Алекса это был своего рода алтарь – место поклонения и покаяния. Когда-нибудь он напишет о Салли пьесу – во имя искупления грехов. А пока его пишущая машинка стояла в стенном шкафу и покрывалась пылью. Если кто-нибудь, заходя к нему, замечал фотографию Салли и спрашивал о ней, Алекс отвечал, что она была его другом. Однако его тон пресекал праздное любопытство.
В устричном баре было многолюдно и, как всегда, более шумно, чем в других нью-йоркских ресторанах.
Джон Кинсолвинг, поджидая Алекса, потягивал коктейль.
– Ну говори, что привело тебя сюда в середине рабочего дня?
– Ничего, – ответил Джон. – Раз в несколько недель я доставляю себе удовольствие и сбегаю с Уоллстрит.
Алекс рассмеялся:
– Неплохое название для пьесы… «Побег с Уоллстрит». Так и вижу его напечатанным на обложке.
– А автор, конечно, Александр Сейдж?
– Нет, Александр Сейдж нынче делает деньги. Для драматургии не остается времени. Как поживает Розмари?
– Хорошо, но разочарована тем, что тебя не видно с тех пор, как ты вернулся из Мексики.
– Так уж вышло. Новая работа заставила меня изменить уклад жизни, но скоро я выйду из спячки.
Алекс заказал пиво и устрицы, а Джон – рыбу-желтоглазку из озера Виннипег.
– В воскресенье Розмари устраивает традиционный поздний завтрак. Соберутся люди богемные, но тебе будут рады. Я тоже приглашен.
– А Розмари не собирается познакомить меня с одной из своих богемных подружек?
– Я отвечу на этот вопрос, если только ты припрешь меня к стенке. Кстати, у тебя сейчас кто-то есть?
– Нет.
– Ну тогда…
– Нет, Джон, я, пожалуй, воздержусь. Может, лучше поужинаем как-нибудь втроем – ты, я и Розмари?
– Да, ты стал совсем другим человеком, – заметил Джон. – Что же все-таки произошло с тобой в Мексике?
– Ничего. – Алекс через силу улыбнулся. – Извини, Джон. Это все из-за работы. Необходимость вкалывать ради хлеба насущного меняет людей.
– Понимаю, – усмехнулся Джон. – Я сам так и не привык к этому. Но послушай меня, старина, не отказывайся от секса из-за работы. Без этого жизнь совсем тосклива, поверь мне.
– Надеюсь, тебе не пришлось подвергаться такому испытанию.
– Нет, ведь стоит мне надеть джинсы и достать альбом для эскизов, как Розмари бросается мне на шею.
Но вообще-то хотелось бы знать, когда и ты вернешься к нормальной жизни? Этот монашеский аскетизм совсем тебе не к лицу.
– Не беспокойся, это со временем пройдет.
Переполненный стадион «Мэдисон-Сквер-Гарден» буквально кипел от возбуждения, как и всегда во время встречи баскетбольных команд нью-йоркских «Никерсов» с бостонскими «Кельтами». До начала оставалось всего пять минут, а толпа все прибывала, беря на абордаж турникеты.
Тим Коркоран протянул Алексу билет:
– Возьми на случай, если нас разъединят. Места потрясающие, в двух рядах позади от «Никерсов». Зарезервировала компания «Корник интернэшнл». Видишь, как полезно вести у них бухгалтерский учет!
Едва Тим и Алекс купили пиво с поп-корном, игра началась.
– Ого, вот это места так места! – Всего в нескольких футах от них замелькали фигуры игроков, которых Алекс видел прежде либо издалека, либо на телеэкране.
В перерыве между таймами Тим пошел за пивом, а вернувшись, сказал Алексу:
– Посмотри-ка, кто там сидит.
Алекс обернулся и заметил неподалеку Тори Гембл, продюсера агентства «Латтимор-Давер». Он был едва знаком с ней. В агентстве Тори считали гордячкой, поскольку она не сближалась ни с кем из сослуживцев. хотя мужчины не раз проявляли настойчивость. На щеках темноволосой голубоглазой на редкость красивой Тори всегда играл такой легкий румянец, словно она только что вернулась с верховой прогулки.
– Я пару раз встречался с ней, но отношения так и не завязались, – сказал Тим. – А я-то размечтался о богатой наследнице!
– Она действительно богата?